Габриэль Голдсби - реванш

Маккензи кивнула. “Обязательно.”

“Мне пора. Наверное, дома меня ждет куча работы.” Это была неправда. Айша обязательно позвонила бы в случае чего-то важного. Не будет никакой дополнительной работы, которая помогла бы ей унять эту невыносимую боль в груди, когда она вернется в Портленд. Ждать ее будет только пустая квартира с белыми стенами и минимумом мебели, которой она почти не пользовалась.

“Позвонишь мне, когда доберешься?” Маккензи выглядела встревоженной, но Колби почувствовала как забилось ее сердце. Это не выглядело как прощание.

“Обязательно. Обещаю.”

Маккензи протянула руку и дотронулась до ее сумки. Колби вдруг поняла, что все это время прижимала ее к груди. Маккензи осторожно забрала у нее сумку и притянула девушку в свои объятия.

Она сказала, что будет ждать моего звонка, когда я вернусь в Портленд. Значит, не все кончено.

Нет, все кончено. Она живет в трех часах езды. И она дала понять, что хочет большего, чем ты можешь предложить.

Почему же так больно?

Колби запечатлела легкий поцелуй на щеке Маккензи и они некоторое время стояли не двигаясь, прижимаясь друг к другу щекой. И если бы не тихий бег стрелок на часах, Колби подумала бы, что кто-то свыше, вняв ее мольбам, остановил время. Иди, Колби, иди. Уходи.

“Я позвоню тебе,” сказала Колби. Она почувствовала кивок Маккензи. Она позвонит. Она не могла не позвонить, но она боялась, что со временем они могут отдалиться. Они обе увязнут каждая в своей работе и разговоры станут все более редкими, а потом одна из них, возможно, это будет Маккензи, забудет позвонить. Или, что еще хуже, найдет кого-нибудь другого. В этом случае, на месте ее сердца в груди останется только кровоточащая рана.

Маккензи наклонилась к ней в поцелуе и Колби с радостью подалась ей навстречу, но Маккензи не позволила их поцелую перерасти в более глубокий. Она гладила ее по шее, покрывая ее губы легкими поцелуями, заставляя Колби мурлыкать от удовольствия.

Когда Маккензи наконец подняла голову, Колби не хотела открывать глаза, боясь того, что она может увидеть в лице Маккензи.

“У меня кое-что для тебя есть,” Маккензи наклонилась и взяла что-то с дивана. Она протянула Колби перевязанный белой лентой прямоугольный пакет в оберточной бумаге. Ее руки слегка дрожали, когда она передала его Колби. Она выглядела немного отстраненной. Колби начала было разворачивать бумагу, но Маккензи остановила ее. “Я хотела бы попросить тебя открыть его, когда приедешь дома. Хорошо?”

Колби кивнула. Чувствуя, как слезы застилают глаза, она подняла свою сумку и вышла из дома Маккензи Брент, пытаясь понять почему она чувствует себя такой опустошенной.

Колби закинула сумку на заднее сиденье и положила на колени сверток, который дала ей Маккензи. Он выглядел как обернутая рамка для фотографии, но Колби сомневалась, что Маккензи могла дать ей нечто в этом роде.

Колби завела мотор и выехала на дорогу. Через несколько минут она ехала по шоссе в направлении Портленда, включив музыку на полную громкость, в тщетной попытке избавиться от гложущих ее мыслей. По радио заиграла музыка девяностых, моментально напомнив ей о школе, воспоминания о которой больше не казались ей такими уж плохими.

Она решила, что как только приедет домой позвонит Маккензи и поблагодарит ее за подарок.

Колби взглянула на сверток, лежащий на соседнем сидении, и снова задумалась о том, что же это могло быть. Маккензи определенно хотела поддерживать с ней отношения, раз вручила ей подарок и попросила позвонить, когда доберется до дома.

Колби проехала еще несколько минут, на протяжении всего этого времени бросая любопытные взгляды на подарок Маккензи. Знак на дороге сообщал, что после Систерз Роуд следующие пять километров не будет ни одного съезда. Колби решилась.

Она съехала на обочину и остановила машину. Взяв в руки подарок, девушка разорвала оберточную бумагу и обнаружила, что это был альбом. Колби сразу узнала его и у нее на глазах выступили слезы. Маккензи подарила ей копию их выпускного альбома. Она всегда сожалела о том, что оставила свой в тот день на скамейке.

Колби открыла альбом и разрыдалась, узнав свой неуклюжий подростковый почерк на внутренней стороне обложки. Это была не копия. Это был ее школьный альбом. Тот самый, который она не видела с того памятного момента в раздевалке, когда она застала Маккензи что-то в нем пишущей. Колби раскрыла альбом на последней странице, просматривая записи от ребят, которых она едва помнила или не помнила вовсе и наконец нашла запись, оставленную там Маккензи.