Идиллия Дедусенко - Исповедь неудачника, или История странной любви

Я стал замечать, что в Паше зреет отчуждение, и это меня тревожило гораздо больше, чем всё остальное. Вероятно, уже тогда она стала догадываться, что имеет дело с ничтожеством, но сам я всё ещё не понимал этого. Как-то Паша сказала:

— У нас совсем нет денег, а ты пьёшь, и слишком часто. На что?

— Меня друзья угощают.

— Чем ждать от друзей подачки, лучше бы шёл работать. Ты же свободен целыми днями.

Ну что ж, работать так работать. Раз Паша так считает, буду искать работу. Но какую? Что я умею? Золотая осень с её роскошным листопадом уже кончилась, наступил период дождей. Не хотелось выходить на улицу, но надо было искать работу. После долгих поисков я устроился… в бригаду землекопов, где пообещали шестнадцать тысяч в месяц. Я обрадовал этим сообщением Пашу и маму и принялся за работу.

Вставать приходилось рано, а копать — тяжело. Но я поступил по-мужски: пошёл зарабатывать деньги «на семью»! Рыли какие-то траншеи в очень твёрдом грунте, поэтому иногда приходилось откладывать лопату и браться за кирку. В ноябре земля уже иногда промерзала за ночь и туго поддавалась. Я приходил домой разбитым, грязным, с кровавыми мозолями на руках. Но впереди светили шестнадцать тысяч, и я терпел. Я даже нашёл в себе силы пережить неприятную встречу, наглухо зажав эмоции. Это случилось уже к концу месяца. Я орудовал то киркой, то лопатой, когда услышал язвительное замечание:

— Ты посмотри: «многостаночник», сразу два инструмента освоил.

Я поднял голову: передо мной стояли Жорж и Лиля. Я только потом узнал, почему они здесь оказались, это к новому магазину его папаши мы рыли траншеи для укладки труб. Жорж смерил меня снисходительным взглядом и напомнил:

— Я же тебе говорил, что такие, как ты, всегда будут зависеть от нас. Вот дали тебе заработать.

Мне очень хотелось дать ему в морду, а ещё лучше — лопатой по голове, но я сдержался, чтобы не влипнуть в скверную историю и не угодить из-за этого борова под статью. Будто не слыша его, я отвернулся, перешёл на более дальнюю траншею и продолжил работу. Дома я об этом инциденте никому не рассказал, но, как вскоре оказалось, Паша была в курсе, ей поведала об этом Лиля. Вероятнее всего, знали и мои бывшие сокурсники, потому что у Лили не задержится, тем более, что и жалеть меня ей было не за что.

Когда наступил день зарплаты, мне выдали всего шесть тысяч и даже не объяснили, почему. Просто заявили: не нравится — не работай. Жаловаться некому: трудились-то без официального оформления. Я больше не пошёл гнуть спину за такие гроши, да ещё на папашу Жоржа.

Вскоре дома раздался звонок.

— Уже триместр кончается, — сказала секретарь экстерната, — а вы не были ни на одной консультации, не сдаёте зачёты и экзамены.

Со всеми своими неудачами я как-то подзабыл, что учусь на экстернате. Я кинулся в университет и смог найти только историка, который согласился принять у меня экзамен. Понятно, что я не знал ничего, да ещё начал спорить, и старик меня выгнал, правда, вежливо, посоветовав всё-таки почитать кое-какие учебники. Осталась надежда, что я стану воплощением прилежания, засяду за книги и в весеннюю сессию закрою все хвосты. Но, видно, на небесах на это дело посмотрели иначе. Жизнь опять подсунула мне такие душевные страдания, при которых я не то что взяться за учебники, но даже и вспомнить о них не мог.

Длинный коридор, казалось, никогда не кончится. Здесь было довольно темно, но я различил впереди фигуру Паши и шёл следом. Она один раз оглянулась, заметила меня и ускорила шаг по направлению к выходу, который едва светился и был ещё далеко. Я тоже попытался идти быстрее, но ноги словно прилипали к линолеуму, с таким трудом я отрывал их от пола.

Внезапно дорогу мне преградил человек с плакатом. Даже при очень слабом освещении я сумел прочитать то, что было написано крупными буквами: «Наш девиз — справедливость и равенство».

— Илюха, ты, что ли? — догадался я, узнав в парне представителя городской оппозиции.

Он опять хотел всучить мне этот плакат, чтобы я стоял с ним на площади во время их митинга. Но я толком не понимал, какой справедливости и от кого они добиваются, и отказался. Вообще, все эти потуги как-то изменить существующий мир казались мне совершенно бессмысленными. Теперь, повзрослев, я понимал: когда рушилась большая страна, в которой я родился, кто-то успел ухватить и присвоить лучшие куски общенародного достояния. А мы опоздали. Ну и кто виноват, что мы оказались такими нерасторопными? Нет, политика, а тем более политические игры меня не интересовали. Мне просто снова надо найти работу. Подходящую работу. И я пошёл…