Памела Джонсон - Решающее лето

— Нет, извини, это касается не только тебя. Твои несчастья отравляют жизнь близким, — резко заметила Хелена.

— Клод, скажи маме, чтоб помолчала, — миролюбиво сказала Чармиан, осторожно меняя позу на диванчике у окна.

— Сегодня день рождения Чармиан, Хелена, — послушно вмешался я, — не пили девочку хотя бы в этот день.

Хелена поднялась с кресла и, легко неся свое полное, но все еще красивое тело, отошла в глубь комнаты налить себе кофе. Когда она вернулась, выражение ее лица смягчилось и было почти торжественным.

— Двадцать четыре! — воскликнула она. — Подумать только, двадцать четыре! А сколько же тебе, Клод? Я всегда забываю. Тридцать семь или тридцать восемь?

— Тридцать восемь.

— Неужели? — Она даже с каким-то любопытством посмотрела на меня. — Совсем взрослый балбес. Балбес… — с удовольствием повторила она, словно радуясь, что нашла удачное слово, и поглядела на меня лукаво и ехидно. — И уже начал седеть.

У меня с детства были необычайно светлые, почти белые волосы, которые так и не потемнели с возрастом. Зная, что это доставит Хелене удовольствие, я сделал вид, будто обиделся, и мы какое-то время добродушно, по-семейному, пререкались.

Погода неожиданно испортилась, пошел снег, казавшийся серым на фоне потемневшего горчичного неба. Вскоре и ворота парка и деревья исчезли за его густой пеленой. Жесткие снежинки стучали в окна, словно дождь. Хелена пожаловалась, что совсем закоченела, и высыпала полный совок угля в камин.

Кровь теперь медленно текла в ее жилах, и она плохо переносила зимнюю стужу. Я смотрел, как жадно тянется она к дымному, разгорающемуся пламени, уже не согреваемая собственным теплом. Хелене минуло шестьдесят девять, и ее бурная, полная превратностей жизнь наконец замедлила свой стремительный бег: Хелена с трудом и не без внутреннего протеста смирилась с вынужденным покоем. Но даже и сейчас умышленно строгий костюм солидной дамы казался почти неуместным на этой по-прежнему статной и эффектной фигуре и явно не вязался с живым и по-молодому дерзким взглядом. Прическа делала Хелену похожей на молодую актрису, плохо загримировавшуюся под старуху.

Теперь, если она вспоминала прошлое, это был лишь тот период жизни, когда ей было уже за сорок и она с отцом и со мной уехала в Брюгге, чтобы укрыться от взоров людей и сберечь свою любовь. Она никогда не вспоминала то, что было потом — свою обеспеченную и скучную жизнь с сэром Даниэлем Арчером, второе вдовство и сильное, почти материнское чувство к молодому Джону Филду. Она знала, как мало времени у нее осталось, и хотела сохранить в памяти лишь самое дорогое и значительное.

— Экономней расходуй уголь, мама, — заметила Чармиан. — У нас осталось всего пятнадцать центнеров до конца сезона.

— И это говоришь ты? При твоих-то средствах! — презрительно воскликнула Хелена.

— Разве тебе не известно, что карточки и нормы существуют для всех?

— Карточки — это для таких, как я, но не для тех, кто может позволить себе лишние расходы.

— Я не пользуюсь услугами черного рынка, — с пафосом произнесла Чармиан. — Как ни странно, но я хорошо помню времена, когда мы нуждались. Мне противны обман и нечестные махинации.

— Ты такая же ханжа, как и Клод, — сказала Хелена. — Насколько я помню, когда ты стала достаточно взрослой, чтобы понимать, что такое бедность, мы были не так уж бедны. К тому времени Клод тоже стал зарабатывать и вносил свой пай. Раз в две недели у нас даже был жареный цыпленок на обед.

Чармиан ничего не ответила. Она так близко придвинулась к окну, что от ее дыхания на стекле появилось запотевшее круглое пятнышко.

— Ты же все равно ничего не увидишь, — раздраженно воскликнула Хелена, — перестань, пожалуйста, нагонять на всех тоску!

Встав, она одной рукой отстранила Чармиан от окна, а другой задернула штору. Я зажег свет.

— Ну вот, так будет лучше, — удовлетворенно сказала она, а затем изменившимся голосом испуганно спросила: — Что с тобой?

— Ничего, — ответила Чармиан и вышла из комнаты.

— Почему она расплакалась?

— Это все из-за цыпленка.

— Причем здесь цыпленок? Она действительно ничего не помнит.

— Да, но это было последней каплей. Пора бы уже знать, что сейчас при Чармиан не следует предаваться воспоминаниям. Она этого не выносит. Ей и без того тошно.

— Ох, до чего же она меня бесит! — воскликнула Хелена в порыве неподдельного гнева и жалости. — Если бы она захотела, она давно бросила бы это ничтожество!