— Но Пегги… Она меня пошлет!
— Нет, идиот! Ибо, прижав ее к своей груди, ты незаметно сунешь этой мерзавке чек. Выписывай живее! И — вперед!
— Бели! Ты прекрасно знаешь, что мама…
— Плевал я на твою маму!
— Банк…
— Дерьмо твой банк! Дом еще принадлежит тебе?
— Но…
— Сколько он стоит?
— Семь… восемь миллионов.
— Заложи его! Выкручивайся как хочешь, но подпиши! Быстро, они уже здесь.
Джереми торопливо поставил подпись. Распахнулась дверца. Белиджан и он вышли навстречу окружившим лимузин репортерам с торжественно-сосредоточенными лицами, как и подобает государственным мужам, вершителям международной политики. Отпуская на ходу шуточки, Белиджан двинулся вслед за Джереми к столику Пегги. Она встретила непрошенных визитеров так естественно, словно ждала их со дня своего появления на свет. Джереми заключил ее в объятия, прижал к себе и сунул ей в руку чек. Пальцы Пегги хищно сжались, скрывая вожделенную бумагу от посторонних глаз. На ухо она ему едва слышно шепнула:
— Три?
Подставляя ей для поцелуя щеку, Джереми так же тихо ответил:
— Три.
Только тогда Пегги представила прибывших ошарашенному Бен Слиману, который изо всех сил старался казаться невозмутимым.
— Что происходит? — Пегги и сама была удивлена. — Ничего не понимаю, — тихо прошептала она ему.
На лице Слимана Бен Слимана застыла дежурная улыбка, а Белиджан, бросив пару ничего не значащих фраз, поднялся, увлекая репортеров в другой конец зала и на ходу отвечая на вопросы, которые сыпались со всех сторон. Джереми, продолжая игру, наполнил бокалы шампанским и провозгласил тост:
— За вас… За арабский мир!
Но Бен Слиман не сделал и движения.
— Я не употребляю спиртного, — холодно отказался он.
Гирлянды, стоики с закусками, цветы, оркестранты и певцы, сменяющие друг друга, нацеленные на огромное электронное табло телевизионные камеры — так выглядел в ночь с 1 на 2 ноября громадный бальный зал отеля «Уолдорф», где собрались не менее двух тысяч приглашенных, чтобы напрямую принять участие в выборах нового президента. Сюда поступали данные из всех штатов, и комментаторы, поднимаясь на подиум, здесь же давали оценку результатам голосования. Демократы не набрали и половины необходимых для победы голосов.
Имя человека, которого консерваторы назвали единственным кандидатом, стало известно 18 августа. А в сентябре он и лидер демократов Джонни О'Брейн начали изнурительное предвыборное турне по стране. Марширующие в военной форме девицы, сотни встреч, тысячи рукопожатий не оставили бы, наверное, никаких воспоминаний, если бы не вкус пыли, не покрасневшие от недосыпания глаза.
— Кто хочет обнять будущего президента? — Крупный подвыпивший мужчина лет пятидесяти в куртке цвета зеленого яблока схватил высокого молодого человека за руку и поднял ее. А тот, смущенно улыбаясь, пытался освободиться.
— Майкл Балтимор! — орал толстяк.
Большинству поддерживающих демократов избирателей странная кандидатура Джонни О'Брейна казалась всего-навсего недоразумением, свои надежды они связывали с кланом Балтиморов, с именами двух молодых отпрысков этого рода — Майклом и Кристофером, которым с рождения было уготовано судьбой вести дела государства.
Майкл пробрался к брату, окруженному толпой почитателей, наперебой втолковывающих ему, какой линии поведения держаться, как только он окажется в Белом доме.
— Крис!
Высокие, голубоглазые, стройные, братья были поразительно похожи друг на друга. Утонченность их внешнего облика, безукоризненность манер, уверенность в себе — все это они получили в наследство от трех поколений клана. К этому следовало добавить и балтиморовские миллиарды. Валяйся они в лохмотьях на свалке мертвецки пьяными, любой таксист обошелся бы с ними в высшей степени предупредительно и отвез бы прямиком в «Риц», не спрашивая адреса. Такие парни могли жить только в таком месте.
— Где мама?
— Не знаю. Потерялась.
— А Чарлен?
— Не видел.
— Посмотри, кто идет!
Худой и угрюмый мужчина горящими глазами окинул юношей.
— Джованни! Как дела?
— Плохо. Ваша мама меня покидает.
Иронически-сочувственная усмешка тронула губы Майкла.
— А что это меняет? Она, похоже, не так уж часто появлялась у вас.
Джованни Аттилио подавил улыбку.
— Честно говоря, всего трижды за десять месяцев.
Он меланхолически кивнул братьям и удалился вышагивая, как аист. Но тут перед ним вырос взволнованный Аморе Додино.
Читать дальше