Лариса Кондрашова - Замуж не напасть

Попытался Аркадий вернуть и расположение сына. Не то чтобы он его прежде не любил или чего-то для него жалел. Но Никите всегда не хватало именно отца-друга, а не принципиального наставника, который ни за что не пойдет с тобой на стадион, но охотно прочтет лекцию о пользе спорта.

Теперь он стал жаловаться сыну на мать. Евгения об этом не догадывалась, пока однажды не услышала:

– Папа, разбирайся с мамой без меня! Что я ей скажу? Не бросай папу? Но она и сама взрослая.

Всему свое время. Евгения сына на свою сторону не перетягивала. Она только сказала:

– Мы с папой разводимся.

Они были хорошими товарищами и не стеснялись говорить друг другу все, что думают, но тут собственный сын удивил ее.

– Если честно, мам, я этого ждал.

– Ждал?!

– Ну хорошо, не ждал. Но не удивился. Знаешь, обычно говорят: муж и жена – одна сатана. А вы так и остались разными. Ты пыталась под отца подлаживаться, ломать себя, но нельзя же переродиться! Удивляюсь, как отец этого не понимал, когда на тебе женился! У меня есть знакомые ребята, родители которых тоже развелись. Так один на стороне отца, другой на стороне матери… А мне не хотелось бы выбирать, понимаешь? Отец – это отец. Ты – это ты. Лучше я пока поживу у бабушки… Что ты сразу заволновалась? Я обещаю: ни в учебе, ни в поведении моем ничего не изменится!..

Вот так! Сын вырос, она и не заметила. Считала, он еще маленький, не понимает…

Никита жил у бабушки, а Аркадий не прекращал попыток добиться близости. У него терпение тоже оказалось не безграничным, и он вышел из себя:

– Скажи наконец, что тебе надо?! И онемел от ее спокойного:

– От тебя – ничего.

Он напился. Таким Евгения его никогда не видела. Она как раз пришла с работы, когда он был уже готов. Видимо, под каким-то предлогом ушел с работы. Сидел на диване красный, взъерошенный, а перед ним стояла наполовину порожняя бутылка коньяка и куча каких-то белых таблеток.

– Что это за таблетки? – удивилась Евгения.

– Аспирин! – глупо хихикнул Аркадий. – У нас на работе один мужик так с жизнью покончил: глотал таблетки и коньяком запивал. Сердце не выдержало! – Он опять хихикнул. – А у меня не вышло. Организм все выдал обратно.

Только теперь Евгения заметила, что Аркадий надел чистую рубашку. На тот свет собрался! Она сгребла таблетки и выбросила в унитаз.

– Куда ты дела мои таблетки? – капризно спросил он. – Немедленно верни, я еще раз попробую! Вдруг получится?

Мелодрама стала отдавать дешевым фарсом.

– Ложись-ка ты спать! – сказала она устало. – Жизнь прекрасна и удивительна.

– Да? – не поверил он.

– Да, – успокоила Евгения, – не все то, что привычно, обязательно лучшее.

Он послушно дал снять с себя туфли и укрыть пледом.

– У меня умная жена! – бормотал он. – И что главное, верная. Ни одной ночи вне дома…

Опять он притворялся! На этот раз пьяным. И так всегда, поняла она, вместо того чтобы жить, жизнь изображает…

Жалко… Жалко – у пчелки! Так шутил ее отец, и это же сейчас повторяет Евгения.

Люба ее поведения не одобрила.

– Зачем мужика мучаешь? Может, он теперь все поймет! Не терпится развестись? Просит – дай, от тебя не убудет!

– Убудет. Я его не хочу.

– А семнадцать лет до этого хотела?

– Хотела. Но тогда я не знала чего.

– Что ты придумываешь? – разозлилась Люба. – Не хочешь говорить, не надо, но зачем же вешать лапшу на уши!

Евгения чувствует себя виноватой: ничего подруге не рассказала, а хочет понимания. Конечно, Люба еще не знает ее теперешнюю, вот и не поняла. Ушла разобиженная.

Между тем в спокойной, прежде вяло текущей жизни Евгении начались такие передряги, что она только диву давалась!

К ней вдруг стали приставать в транспорте, окликать на улице. Видно, что-то этакое появилось в ее глазах. Она будто заново родилась, чтобы услышать, как благоухают цветущие вишни, как с треском лезут из земли дурманные травы, как с восхищением смотрят ей вслед мужчины, когда, забросив подальше туфли без каблуков, которые она носила, чтобы не выглядеть выше Аркадия, она гордо вышагивает в только что купленных лодочках на шпильках. И слегка покачивает бедрами. И разворачивает плечи. И вздергивает подбородок. И не прячет от мужских взглядов высокую грудь. Почему же она столько лет ходила ссутулившись? Может, потому не хотел ее собственный муж, что в Евгении, как и в нем самом, не было жизни?

И вот она осталась одна. Аркадий переехал в небольшой домик, оставленный матерью в наследство. До последнего времени в нем жили квартиранты… Евгения сидит и играет на гитаре. Как говорят в таких случаях? Осталась у разбитого корыта? Пожалуй, и она бы сейчас напилась, как когда-то Аркадий. Правда, почему женщины не снимают стрессы подобным образом? Или снимают?