Пенни Винченци - Злые игры. Книга 2

— Спасибо, мы прекрасно поговорили, и уже не в первый раз, — сказала Шарлотта. — Возможно, до моего отъезда мы уже больше не увидимся. Обещай мне, что будешь писать.

— Обещаю. — Он поцеловал ее на прощание.

Она смотрела ему вслед, пока он шел к выходу из ресторана. У него было немного лишнего веса, да и мешковатый, не новый уже костюм тоже не украшал его. Держался он все время подчеркнуто бодро, улыбался, однако выглядел усталым: забот в жизни у него явно было больше чем достаточно. Хорошо бы суметь чем-нибудь его побаловать, подумала она. В конце концов, для чего же еще нужны отцы, как не для этого.

Тот совет, который он дал ей относительно манеры держаться в «Прэгерсе», она восприняла весьма серьезно. И, вернувшись назад, приложила все силы к тому, чтобы как-то взломать окружавшую ее стену глухой враждебности; она понимала, что бессмысленно даже пытаться подружиться с Гейбом, но стала буквально навязываться другим, приглашая их зайти с ней после работы в какой-нибудь бар. Это оказалось очень трудным делом: было ясно, что никто из них не хочет с ней никуда ходить, однако не смеет отказываться. Она смеялась всем их шуткам, спрашивала у всех совета, рассказывала про себя различные истории, где оказалась отнюдь не в героинях-победительницах. Но все это, похоже, не приносило никакого результата. Как-то за две недели до Рождества она выскочила в обед из банка, чтобы быстро перехватить бутерброд, и почти сразу же вернулась назад, к докладу, которым занималась, при этом почти не обратив внимания на то, что в большом общем рабочем зале никого не было. Но час спустя отметила про себя, что зал почему-то пуст. Сотрудники появились только в четыре часа; оказывается, сегодня был торжественный предрождественский обед, а о ней то ли забыли, то ли не захотели ее приглашать. Шарлотта так и не смогла решить, какое из двух этих возможных объяснений было бы для нее обиднее.

Два дня спустя, уже ближе к концу работы, она шла куда-то по коридору, как вдруг столкнулась с Гейбом.

— Вот вы где, — проговорил он, вываливая ей в руки исправленную стенограмму недавнего совещания. — Размножьте-ка это на ксероксе и разошлите всем, кому надо, ладно? А мы тут съездим с ребятами, отметим приближающееся Рождество. До скорого.

Шарлотта взяла бумаги и поплелась с ними на ксерокс. Она взглянула на листы, чтобы разобраться, какая именно это стенограмма, и вдруг увидела, что буквы расплываются у нее перед глазами; понадобилось некоторое время, чтобы она сообразила, отчего это происходит, — она плакала. Шарлотта помчалась к кабинету, который занимала вместе с Гейбом, и, обнаружив, что он, слава богу, свободен, села, опустив голову на руки, и расплакалась уже по-настоящему, тихонько, но очень горько. Возможно, она бы плакала так еще долго, но внезапно чья-то рука дотронулась до ее плеча, и голос, в котором сочетались странная мягкость и сильный бруклинский акцент, произнес:

— Предпочитаете в одиночестве или можно присоединиться?

Шарлотта резко обернулась и увидела прямо перед собой лицо, на котором отражались искренний интерес, симпатия, сочувствие (все, от чего она здесь уже успела отвыкнуть), и она разревелась еще сильнее.

— Извините меня, — всхлипнула она, пытаясь вытереть глаза и нос насквозь мокрым бумажным платком, — извините. Не очень-то я гожусь сейчас на роль деловой женщины, да?

— Бог с ними, с деловыми женщинами, — ответил тот, кому принадлежало это лицо, протягивая ей носовой платок. — Они мне никогда особенно не нравились. Вот, держите и сморкайтесь, он сухой и чистый.

— Ой, нет, ну что вы, я не могу. Честное слово, — смутилась Шарлотта.

— Клянусь, я всегда ношу с собой запасной носовой платок на случай, если увижу плачущую девушку. Плащи свои я забываю и теряю, а вот носовые платки не теряю никогда. Большинство людей обычно поступают наоборот. — Он улыбнулся. — Ну, так что стряслось?

— Ничего. Просто я еще маленькая. — Она громко высморкалась и с любопытством поглядела на незнакомца. Лицо у него было удивительно приятное, не красивое, но странно сексуальное, с внимательными карими глазами и немного асимметричной улыбкой.

— Люблю маленьких. Что, босс плохо обращается?

— Очень.

— Противные они люди, эти боссы. Я и сам временами тоже таким бываю. А чем вы в этой конторе занимаетесь?

— Да ничем особенным, — вздохнула Шарлотта. — И то, чем я занимаюсь, мне не нравится.

— В таком случае я бы отсюда ушел, — заявил он. — Нет ничего хуже, чем работа, которая не по душе. Я серьезно. Вы ведь англичанка, верно?