Марина Мареева - Принцесса на бобах

Теперь брюнет уже не отступал — накинулся на «нового русского», защищая честь дамы. Они сцепились и молотили друг друга. Визжали женщины, по узкому проходу между столиками уже бежал к дерущимся вышибала Витя. За ним следовал Жора, громогласно и с чувством поминающий грузинскую маму…

— Ско-от, — простонала Лолита, глядя на светлую юбку, залитую вином, и не торопясь подниматься. — Скот! — Она ударила кулачком по полу. — Ублюдок чертов!

— Пойдемте. — Нина подошла к ней, протянула ей руку. — Вставайте. Пойдемте, замоем. У нас порошок есть… Вы не ударились?

Еще через пару минут Нина уже замывала пятно на Лолитиной юбке. Лолита стояла посреди посудомоечной, безостановочно, истерически рыдая. Валентина накапала ей валерьянки в чашку с водой, глядя на Лолиту во все глаза: кака-ая!..

— Не надо, — сказала Лолита сквозь слезы, отводя рукой чашку. — Дайте закурить лучше.

Зойка протянула ей пачку «Явы». Лолита шмыгнула носиком, вытерла слезы, взглянула на «Яву» так, будто это была не пачка сигарет, а диковинный экспонат из Кунсткамеры. «Боже! — читалось в ее изумленном взоре. — Ведь кто-то это курит! Ведь где-то это продают!»

— А «Мальборо лайтс»? — спросила она жалобно. — Может быть, «Салем»?.. Просто я вот это, — она выделила голосом «это», — не курю. Простите.

И тут вошел «новый русский» Дима. Он не вошел — он ворвался. Огляделся загнанно. Увидел Лолиту, шагнул к ней.

— А я тебя ищу… — Это уже был не зверь. Сейчас он был нежен и кроток. Осторожно дотронулся до запястья Лолиты. Та отдернула руку, надула губки. — Пойдем! — сказал он просительно. — Поехали отсюда. Я там уладил все… Заплатил.

— Где Иштван? — процедила Лолита, глядя на него ненавидяще.

— Кто? Иштван?! Ах, его Иштван зовут! — Дима прищурился недобро, снова начиная заводиться. — Поздравляю! Теперь на венгров тебя потянуло?

— Пшел вон! — отважно выкрикнула Лолита.

— Раньше все по Арабским Эмиратам шуровала, теперь на бывший соцлагерь потянуло.

— Пшел вон, кретин! Где Иштван?

— Ну, я ему заплатил за моральный ущерб, вкупе с физическим, — хмыкнул Дима, бесцеремонно сгребая в охапку свою подругу. — Он и укатил. Ручкой мне помахал…

— Врешь! Пусти! — Она молотила его кулаками по плечам, пытаясь вырваться.

— Клянусь! — рассмеялся Дима, не выпуская Лолиту из хватких лап. — Простились по-братски…

— Врешь! — Лолита изловчилась и ударила его по щеке наотмашь.

Посудомойки ахнули хором… Какое там бразильское «мыло», какая Рохелия! Им тут бесплатно крутили кино, «ново-русское», страсти — в клочья…

Дима выпустил подругу из цепких объятий. Перевел дыхание, помолчал, потом дотронулся ладонью до горящей щеки.

Как он смотрел!.. Нина стояла в шаге от него, совсем рядом. Как он смотрел на свою стервозу, растрепанную, зареванную, в мокром «мини»! С бешенством, с бессильной нежностью, ненавидяще, с обожанием, не прощая, прощая, презирая, любя… Нина глядела на него во все глаза. На нее никто никогда так не смотрел. И не посмотрит.

— На. — Дима достал из кармана какой-то сверточек и вложил его в руку Лолиты.

— Это что? — капризно спросила Лолита.

— Права. Ты же вчера потеряла свои, я знаю. Я тебе новые купил.

— Тебе что, за день их сделали? — удивилась Лолита.

— Мне и за час могут сделать, — откликнулся он угрюмо и пошел к дверям, не оглядываясь.

— Дима! — окликнула его Лолита. Он остановился. Повернулся к ней. — Я не только права потеряла. Там еще восемьсот баксов было в сумочке, — добавила она как бы между прочим.

— Там — три штуки. Открой, — ответил он отрывисто, зло и вышел из посудомоечной.

Лолита, присев на табурет у стены, развернула сверток, извлекла на свет Божий аккуратную пачку стодолларовых купюр, принялась пересчитывать их деловито и быстро, ничуть не смущаясь, что шесть баб неотрывно смотрят на нее.

И тут Нина вспомнила. Она вспомнила о главном. Схватила свою сумку, выскочила из посудомоечной…

«Новый русский» уже открыл дверцу своего авто. Авто было офигительное — Нина таких не видывала сроду. С открытым верхом. Как в кино. К авто прилагались шофер и охранник. Ну да, как в кино.

— Подождите! — окликнула Нина хозяина этой шикарной штуковины. — Подождите, пожалуйста… Вот. — Она подошла к нему вплотную, открыла кошелек и отсчитала деньги.

Дима глядел на нее непонимающе. Не на нее — сквозь нее. Он был подавлен, угнетен, мрачен. Правая щека, та, по которой он схлопотал от дамы сердца, еще предательски горела.