— И как маскируется! — возмущалась она. — Ходит в чем-то потертом и старом, ездит на раздолбанном «Москвиче». А тебе сапоги за четыреста долларов дарит. Предупреждаю, Таисия, ты играешь с огнем. Добром это не кончится. Не говоря уж о том, что ты превращаешься в продажную женщину.
Вопрос ребром поставило издательство. Они категорически требовали увеличения моей годовой выработки как минимум до пяти книг.
— Таисия Никитична, мы вас просто не понимаем, — убеждал меня генеральный директор. — Мы готовы значительно повысить вам гонорар. Что вы цепляетесь за свою копеечную лаборантскую работу? Зачем она вам нужна?
— У меня еще аспирантура.
— Зачем она вам? — простонал главный редактор. — Вы же известная писательница. По своей специальности никогда ведь таких денег не заработаете. У нас сейчас намечен грандиозный проект вашей дальнейшей раскрутки. Начнем с Московской книжной ярмарки, затем везем вас во Франкфурт, на международную книжную ярмарку.
— Туда-то зачем? — удивилась я.
— Наши западные партнеры вами очень интересуются.
— Они же меня не знают.
— Мы вас пропагандируем, — обиделся главный редактор. — И чтобы о вас узнало как можно больше людей, между ярмарками будет целая серия материалов в прессе, большие интервью с вами и непременно ваши выступления на телевидении.
— Значит, все меня увидят? — Это в корне меняло мою жизнь.
— Естественно! — подтвердил генеральный директор. — Для того и затевается. Вы разве не рады?
— Я — нет. Мне и так хорошо.
— А нам нужно, чтобы стало еще лучше, — возразил генеральный. — Мы уже столько в вас вложили. Пора вам отдавать долги.
Они на мне наживаются, а я им, видите ли, еще должна!
— Вы тоже не пожалеете, — кажется, генеральный разгадал мое состояние. — Доходы ваши значительно вырастут. Опять-таки и слава… Обратного хода уже нет. Вы в бизнесе. А вложенные деньги должны работать. Хорошая пиар-кампания — удовольствие не из дешевых. И колесики уже завертелись. Ну, так что мы приуныли?
Приуныла я совершенно не зря. Слава и популярность, конечно, вещь замечательная, и против них я, в общем-то, ничего не имела, однако известной я должна была стать не только для множества посторонних людей, но и — о ужас! — для мамы с бабушкой. И для Виталия. А это совсем другое дело. Выход из подполья сулил мне гораздо больше неприятных моментов, чем приятных. Я знала это совершенно точно. И не ошиблась.
Перво-наперво я постаралась подготовить мать. Расчет мой был прост: оправившись от удара, моя родительница возьмет разговор с бабушкой на себя. Но разве мыслимо кого-нибудь подготовить к подобному известию. Мои окольные разговоры об абстрактных неизвестных писателях, кои потом в одночасье становятся известными и процветающими, вызывали у матери лишь глухое раздражение.
— Таисия! Ты вроде бы уже взрослая женщина! В твоем возрасте нормальные люди уже вовсю сами детей воспитывают, а у тебя в голове какая-то чушь! Писатели! Что тебе за дело до них! Ты лучше свою диссертацию напиши. Мне все на тебя жалуются. Думаешь, я за тебя кандидатскую буду писать?
— Все, что надо, я пишу. А до защиты мне еще далеко.
— Это просто какой-то ужас! — она продолжала кипеть. — Писатели! Ее волнуют какие-то неизвестные писатели!
И я убеждалась: выход из подполья придется отложить до следующего раза. А время поджимало. Поэтому в следующий раз я решила идти напролом.
— Мама. Ты знаешь, я скоро с кафедры, наверное, уволюсь.
— Нашла себе другую работу?
— Да, собственно, это случилось уже давно.
— Так и знала, — небрежно отмахнулась мать. — Давно подозреваю, что ты где-то подрабатываешь. Думаешь, я дурочка? Как бы не так. Виталий ей подарки дарит. Да у твоего Виталия прошлогоднего снега не допросишься.
— Мама, как ты можешь так уверенно судить о человеке, которого видела два раза в жизни?
— Мне и одного раза было достаточно. С радостью больше вообще никогда с ним не увижусь.
Слушать это мне удовольствия не доставляло, однако дискуссию о Виталии я предпочла отложить на потом. Важно было не поругаться прежде, чем я сообщу ей главное.
— Мама, сейчас разговор о моей работе.
— Ты уже взрослая, и такие вопросы способна решать сама. Хотя не понимаю, почему еще не посовмещать, раз прежде это выходило.
— Именно потому, что, боюсь, дальше не получится. У меня, м-м-м, на новой работе статус повышается, и она теперь начнет отнимать гораздо больше времени.
Читать дальше