Айра Уайз - Пир страстей

И снова Айлин ощутила прикосновение его губ, которые прильнули к ней со страстью, не оставляя никаких шансов на новое бегство.

Раньше Роберто целовал ее много раз. Он целовал ее нежно, провоцирующе, шутливо и даже иронично — особенно в ранний, наиболее безоблачный период их отношений. Позже поцелуи его стали полными страсти, которую он старался подавить, очень скоро почувствовав всю мощь неудовлетворенного желания, сжигавшего их обоих. Но потом, когда они поженились, в его поцелуях появились безнадежность и отчаяние. Он целовал Айлин с жадностью, иногда — со злостью, но чаще всего поцелуи его переполняла мольба, разрывавшая ей сердце.

Но сейчас все было иначе. В этом поцелуе не было ни насмешки, ни злобы, ни унизительной для них обоих мольбы. Он был исполнен обоюдного желания, простого и чистого, пронизывавшего их горячим потоком живительного и радостного наслаждения.

А потом раздалось неизбежное:

— Нет! Я не могу!

Айлин, вырвавшись из объятий Роберто, сделала два неверных шага назад, затравленно и виновато глядя на его помрачневшее и вместе с тем странно торжественное лицо.

— Почему? — спросил он очень мягко. Глаза ее наполнились слезами.

— Просто не могу, и все! — повторила она печально, почти трагически.

Веки Роберто дрогнули, словно от боли, но уже в следующее мгновение лицо его разгладилось.

— Тем не менее, — решительно сказал он, — будем считать, что это только начало, моя девочка, а вовсе не конец. Пойдем. — И, не давая Айлин времени прийти в себя, он схватил ее за руку и потащил к лифту. — Надо торопиться, мы опаздываем, — объяснил он, вталкивая ее в кабину. — Времени остается совсем мало.

— Но куда мы идем? — спросила она, перестав сопротивляться и стараясь не поддаться новой волне паники, причиной которой был уже не Роберто, а лифт.

— Скоро узнаешь, — пообещал он и, крепко прижав ее к себе одной рукой, занялся кнопками.

Затем вторая его рука скользнула на ее стройную талию, и Айлин снова оказалась в его объятиях. Лифт тронулся, и она закрыла глаза, мужественно сражаясь с обрушившейся на нее лавиной ужасов, главными среди которых были близость мощного мужского тела, неизгладимые впечатления от поцелуя, так чудесно соединившего их всего несколько минут назад, и, конечно же, последние слова Роберто, несшие в себе пугающую предопределенность и необратимость.

Ну и, разумеется — лифт, это отвратительное изобретение обленившегося человечества!

— Объясни, почему тебя так пугает этот лифт? — хрипло спросил Роберто.

Не отвечая, Айлин только помотала головой. Веки ее были плотно сжаты, лицо побледнело, губы дрожали.

— Я чувствую, как бьется твое сердце, — словно попавшая в силки птица…

А ты стоишь так невыносимо близко, что мне трудно дышать; мне кажется, что я сейчас взорвусь, рассыпавшись на мелкие кусочки, дрожа как в лихорадке, мысленно отвечала она.

Роберто поцеловал пульсирующую жилку на ее виске, легонько прикоснулся губами к векам, потом к трясущимся уголкам рта, искаженного страхом, наслаждением и мукой…

— Не надо… отодвинься… — бормотала Айлин, пытаясь откинуть голову, в то время как руки ее, выйдя из повиновения, хватали его за лацканы пиджака и тянули к себе — на случай, если он вдруг послушается.

Она была ужасна, эта дурманящая смесь противоречивых чувств и эмоций, и даже сама Айлин не знала уже, что было причиной этого состояния — лифт или Роберто?

— Знаешь ли ты сама, как ты прекрасна? — продолжал звучать у нее над ухом его вкрадчивый голос. — Даже сейчас, спустя все эти годы, у меня перехватывает дыхание, когда я на тебя смотрю.

— Потому что я — твоя отрава, — простонала она, ненавидя и любя его одновременно.

— Ты — не отрава, у тебя совсем другой вкус, — шептал он, влажным кончиком языка лаская ее нежную шею. — У тебя вкус ванили. А я обожаю ваниль…

— Роберто! О Боже мой! Роберто! — молила Айлин. — Я не могу этого больше выносить…

— Меня или лифт? — спросил он хрипло.

— И то и другое! — выкрикнула она. — Черт возьми!

— В таком случае, смею обратить твое внимание на то, что лифт давно остановился, — небрежно сообщил он. — Так что остается лишь удивляться, зачем ты прилипла ко мне так, будто от этого зависит как минимум спасение твоей бессмертной души.

Остановился? Ее трепещущие ресницы медленно поднялись, и прямо перед собой она увидела его глаза — улыбающиеся, насмешливые, дразнящие глаза, в которых так ясно читалась новая угроза-предупреждение.