Наталья Осис - Начальник Нового года

Лоб у Кати гудел, как вечевой колокол.

Интересно, у начальника тоже гудит лоб? Наверное, да, и сильно, иначе почему бы он молчал?

Катя осторожно посмотрела на начальника и увидела, как тот сатанеет прямо на глазах: лицо у него медленно наливалось пурпурным цветом, а в обычно ничего не выражающих выпуклых глазах уже плескалось явное безумие.

«Ну, сейчас начнется», – подумала Катя.

И началось.

– Как? Как вам это удается? Как у вас это получается? Скажите мне, КАК?

– Что «как»? – тихо спросила Катя, уже зная, что лучше было промолчать.

– Как. Вам. Удается. Быть. Такой. ИДИОТКОЙ?!

– Это, видимо, риторический вопрос, – под нос себе пробормотала Катя, но начальник, к счастью, ее не слышал, потому что уже несся на всех парах дальше.

– Кто бы мне объяснил, почему, собственно, вы в рабочее время занимаетесь работой, не имеющей отношения к музею?

– Потому что вы мне поручили? – попробовала угадать Катя, но натренированный баритон начальника легко перекрыл ее негромкий голос.

– Мало того что в течение месяца наш программист готовил для вас материалы, потому что вы не изволите работать на компьютере! Вы что – совсем?

Катя не работала на компьютере, потому что у нее давно уже его не было. Тот, что служил ей в юности – с зеленоватым выпуклым экраном и системным блоком, похожим на тумбочку, – этот компьютер умер своей смертью много лет назад и не подлежал реанимации. А в музее у реставраторов не имелось компьютеров.

Поэтому Катя сказала так:

– У нас во всем музее два компьютера – один ваш, Андрей Николаевич, а другой у программиста. Нам на них даже посмотреть не дают.

– А вам кажется, что вы недостаточно смотрели на компьютер, стоя за плечом у программиста две недели подряд? Манкируя при этом своими прямыми обязанностями! Вы хотя бы понимаете, что…

Катя решила дальше не слушать. Интересно, а если бы она сказала, что с их музейными зарплатами в нерабочее время компьютер можно только разглядывать на полке в магазине. Выключенный. Что бы он тогда ответил? Уж придумал бы что-нибудь. Тина говорит, что нельзя бросать попыток. Главное – наладить диалог. Когда он состоится, должна произойти… коммуникация. То есть они с Андреем Николаевичем должны начать друг друга понимать. Ха! Но Тина говорит, что нельзя отчаиваться, надо пробовать.

– Андрей Николаевич, с нашими зарплатами…

– А ваши дополнительные заработки? Сколько я для вас всех стараюсь, сколько работ вы получили через меня! Как тяжело мне далось решение позволить вам работать с объектами, не принадлежащими музею, прямо здесь. Но, как видите, я вошел в ваше положение. И вот, пожалуйста, результат! Вы прыгаете через мою голову, напрашиваетесь в гости к уважаемому человеку, ходите там у него по дому.

Катя в ужасе замерла, боясь услышать «оставляете следы босых ног», но реальность была хуже ее опасений.

– А если у Сергея Сергеевича что-нибудь пропадет? В квартире? Проблемы будут у музея, а не у вас!

Тут Катя на самом деле испугалась.

– Андрей Николаевич, но ведь вы сами – как и всегда! – вели переговоры с заказчиком. И вы сами знаете, что он ни за что не хотел расставаться с книгой. Я сегодня посмотрела на книгу – ваш заказчик все правильно понимает: чем меньше ее таскать туда-сюда, тем лучше. И библиотека у Сергея Сергеевича отлично оборудована, я действительно все могу сделать там. Он посмотрел сегодня на фотографии моих работ и даже аванс уже дал!

– Вот именно! – вскричал страшным голосом начальник.

– Именно что? – осмелела Катя.

– Вы вступили в переговоры без меня. И вообще, почему вы его зовете Сергеем Сергеичем? Что это еще за фамильярность?

– А как мне его звать? – удивилась Катя.

– Все! С меня хватит! – пуще прежнего закричал начальник, запустил холеные пальцы себе в волосы, тут же отдернул (чтобы не испортить прическу). – Уйдите с глаз моих.

Катя только вздохнула и пожала плечами, проглотив фразу «Мне в ваш кабинет уйти?» – стояли-то они в ее лаборатории. Поэтому Катя только отступила на шаг назад, давая ему дорогу к двери.

– О боже! – возопил начальник. Дернул ручку в одну сторону, в другую, наконец вышел вон и ахнул дверью.

– Да, да, – задумчиво сказала Катя, почесывая подбородок. – «И вышед вон плакался горько» – это не про него, этот не плачет.

Катя подобрала свои сумки, аккуратно сложила их на стуле. И опять замерла, покачиваясь с пятки на носок.

– Коммуникация! – передразнила она серьезную Тину. – Коммуникация – это наше все! Тина, тебя обманули твои американцы. Это, может, у них бывает диалог, который заканчивается коммуникацией. А у нас тут пьеса «Чайка». Один произносит монолог со сцены про львов, орлов и куропаток, а другие сидят в своем болоте и не квакают.