Кристина Лорен: Прекрасный игрок

– Да. Это Зигги. Но как ты…

– Вчера я говорил с Дженсеном, – объяснил Уилл. – Он рассказал мне о своем визите и вербальной порке, которую тебе устроил. И упомянул, что ты можешь позвонить.

– Ну, вот и позвонила, – робко промямлила я.

Раздались кряхтенье и шелест простыней. Я, конечно, совершенно не пыталась представить, сколько обнаженной плоти сейчас на другом конце линии. Но когда до меня дошло, что голос Уилла звучит устало, потому что я его разбудила, бабочки, порхавшие в животе, подступили к горлу. Ну что ж, возможно, технически утро еще не наступило …

Снова бросив взгляд в окно, я выпалила:

– Я ведь тебя не разбудила?

У меня не хватило мозгов даже взглянуть на часы, а сейчас я боялась это сделать.

– Все в порядке. Будильник все равно бы зазвонил через… – он зевнул, – через час.

Я подавила покаянный вздох.

– Извини. Я немного… нервничала.

– Нет, все в порядке. Невероятно, как я мог забыть, что ты сейчас живешь в городе. Мне говорили, ты заперлась в «P and S» и уже три года сидишь в ламинаре, капая в пробирки из пипетки.

Во время этого шутливого реприманда его низкий голос стал более хриплым, и в животе у меня что-то сжалось.

– Похоже, ты на стороне Дженсена.

Его тон смягчился.

– Просто он беспокоится за тебя. Поскольку он твой старший брат, это его любимое занятие.

– Это я уже слышала.

Мне надо было как-то сдержать нервную энергию, так что я снова принялась мерить шагами комнату.

– Надо было мне позвонить раньше…

– Это мне надо было позвонить раньше.

Уилл пошевелился – кажется, сел. Я снова услышала, как он застонал, потягиваясь, и закрыла глаза. Звучало точь-в-точь как стоны во время секса. Это отвлекало.

Дыши носом, Ханна. Держи себя в руках.

– Хочешь чем-нибудь заняться сегодня? – выпалила я.

Вот вам и все спокойствие.

Он замешкался с ответом, и я уже готова была влепить себе пощечину за то, что не подумала: у него ведь могут быть другие планы. Например, работа. А после работы, например, свидание с девушкой. Или с женой. Я навострила уши, пытаясь уловить каждый шорох в потрескивающей тишине.

Прошла вечность, прежде чем он спросил:

– А какие у тебя будут предложения?

Вопрос со значением.

– Ужин?

Несколько долгих секунд Уилл молчал.

– Сегодня я занят. Позднее совещание. Как насчет завтра?

– Лаборатория. Я уже записалась на восемнадцать часов работы с микроскопом. Эти клетки растут очень медленно, так что у меня будет полное основание сделать себе харакири, если я напортачу и придется начинать все снова.

– Восемнадцать часов? Длинный денек получается, Зиггс.

– Я знаю.

Помычав себе под нос, он спросил:

– А во сколько ты должна сегодня появиться в лаборатории?

– Позже, – ответила я и, содрогнувшись, взглянула на часы.

Было только шесть утра .

– Где-то в районе девяти или десяти.

– Хочешь пробежаться со мной в парке?

– Ты бегаешь? – удивилась я. – Специально?

– Да, – ответил он, уже не скрывая смеха. – Не сматываюсь от погони, если ты это имела в виду, а просто упражняюсь.

Я зажмурилась, чувствуя знакомый позыв довести дело до конца, словно мне предстояло какое-то состязание или чертово задание. Этот дурак Дженсен!

– Когда?

– Через тридцать минут.

Я снова выглянула в окно. Едва рассвело. На земле лежал снег. Трансформация , напомнила я себе. И, закрыв глаза, произнесла:

– Пришли мне смской инструкцию, как туда добраться. Встретимся там.

Было холодно. Точнее, стоял такой дубак, что у меня вся задница заледенела.

Расхаживая взад-вперед, чтобы не замерзнуть, я перечитала смску Уилла. Там говорилось, что мы встречаемся у Инженерных ворот Центрального парка, на пересечении Пятой и Девятнадцатой. Утренний мороз обжигал лицо и просачивался сквозь ткань брюк. Надо было взять шапку. Надо было вспомнить, что я в Нью-Йорке, и сейчас февраль, и здесь только сумасшедшие ходят в парк в феврале. Пальцев я уже не чувствовала и вполне обоснованно опасалась, что от ледяного воздуха в сочетании с ветром у меня отвалятся уши.

Вокруг почти не было людей: только рьяные спортсмены и парочка юных влюбленных, прижавшихся друг к другу под высоким и тонким деревом. В руках у каждого был бумажный стакан, а в стакане – что-то горячее и вкусное на вид. Стайка серых птиц клевала землю, а солнце только-только поднималось из-за дальних небоскребов.

Всю свою жизнь я балансировала на тонкой грани между приличной девочкой и занудным ботаником, так что и прежде часто чувствовала себя не в своей тарелке: когда мне вручали приз за исследования в Массачусетском технологическом институте перед тысячами студентов и их родителей; почти всякий раз, когда отправлялась в тур по магазинам, и – самое запоминающееся – когда в одиннадцатом классе Итан Кингмен попросил ему отсосать, а я понятия не имела, как это можно было бы совместить с необходимостью дышать. Сейчас, глядя на светлеющее с каждой минутой небо, я бы с радостью променяла нынешнее утро на любое из этих воспоминаний – лишь бы оказаться подальше отсюда.