Инесса Клюшина - Работа над ошибками (СИ)

— Все моменты перечислить? — поинтересовалась Вероника.

— Потом как-нибудь. При личной встрече. Наедине, — Стас выразительно перевел взгляд на первую парту: мелкая аж шею вытянула, как жирафа, лишь бы услышать, о чем шепчется незнакомец с учительницей.

Вероника вернулась за свой стол. Посмотрела на Стаса еще раз — в глазах так и прыгали смешинки — и взяла красную ручку. Перелистнула тетрадку, задумчиво, как школьница, закусила кончик ручки, углубившись в проверку. Стас смотрел на нее краем глаза, не поворачивая головы.

Девчушка, больше не получая информации к размышлению, с громким тяжким вздохом начала корябать в тетрадке.

Стас остался один на один с чистой бумагой в линеечку. Непривычно сжав пальцы на ручке — писать уже почти разучился, все на компьютере печатал — Стас поставил точку на первой строчке сверху.

Снова посмотрел на Веронику, и в сердце будто хлынул поток света, снося все на пути.

Он знал, что сейчас напишет, уже давно. У него было время подумать. Как в нескольких словах сказать человеку, что без него твоя жизнь… нет, не станет глупой и никчемной, хотя и это тоже. Просто потеряет что-то большое, неузнанное, удивительное и светлое.

Стас слегка дрожащей рукой вывел на листке три слова. Сложил его пополам.

На душе стало легко.

— Я все-е, Вероника Васильевна! — воскликнула девчонка, тряся тетрадкой. Встал и Стас: он не очень доверял себе в эту минуту. Широким шагом подошел к столу, где сидела Вероника.

— Я тоже все, — Стас положил сложенный вдвое листок на парту, подвинул уверенным жестом на ее стол. Мелкая как раз стояла рядом и глазенки ее горели, впиваясь в листочек, но Стасу нужен был свидетель, чтобы не струхнуть в последний момент и не забрать малодушно лист обратно.

Потому что писать это Стасу было тяжело. Он никогда настолько не был искренним по отношению к женщине, и никогда ответ не был столь важен для него.

Вероника посмотрела на бумажку. Заправила выбившуюся прядку за ухо, и Стасу захотелось повторить это движение: заправить ее выбивающуюся прядку самому. Он отвернулся, сжав кулаки:

— Мое тож проверьте, Вероника Васильевна.

— А у вас какая работа? — не выдержала девочка.

— Кристина, я думаю, тебе можно уже идти. Я скажу завтра, какая у тебя оценка, — услышал Стас невозмутимый голос Вероники.

— Но вы даже не посмотрели, Вероника Васильевна, — сообщила охотливо девочка, явно не торопясь уходить.

— Проверю попозже. Можешь идти, — спокойный приказ Вероника немного расстроил Кристину, так мечтавшую узнать секрет Стасова листочка. Она медленно собиралась, долго копалась в рюкзаке. Стас смотрел на Веронику, и она смотрела на него, и ее голубые глаза будто светились огоньками изнутри.

— Проверь, — произнес Стас немного непослушными губами, когда Кристина вышла из класса, — там не все, но, мне кажется, здесь написано самое главное. С остальное как-нибудь определимся, лады?

Как подгадал хитрый старикан, что его подарок очень-очень пригодится? Вручать его здесь, в школе, Стас не собирался — хотелось это сделать у себя дома. Сначала — колечко Туза. Через месяц — два (он проконсультируется у Димыча, когда можно) — свое, уж не менее красивое.

При одном условии, которое зависит от нее.

Вероника не ответила, кивнула, улыбаясь. И развернула листок.

«Я тебя люблю».

Это было выведено на одинарном листочке, вырванном из обычной тетрадки. Я такие всегда держу на своем столе, у меня их целая кипа. Ребенок забыл тетрадку, выполняет индивидуальное задание, или работу над ошибками — тогда даешь и не слушаешь никаких стенаний, что «у меня не-ет листка-а, Вероника Васильна-а! Я не могу-у ничего писа-ать!»

Держа листочек, встаю из-за стола. Вчера он не сказал мне ни слова о любви. Просто был всегда рядом: остался на ночь, с пониманием выслушал мой рассказ о школе («Туда ей и надо, шалаве. И мальчишку довела… Дрянь! Хорошо, что менты приехали и всех забрали»), а утром отвез на новое место работы.

«Я приеду, дорогая, за тобой. Не выходи никуда из школы».

Да, мне не сказали ни слова о любви. И все же… Я подозревала, что нравлюсь, но если Стас еще и написал…

— Стас! Ты не прикалываешься по своему обыкновению?

— Я такими вещами не прикалываюсь, — отрезал Стас, — люблю тебя. Я все сказал, добавить нечего… — Он не отвел взгляд, и серые глаза глядели на меня необычайно серьезно, — Блин, ну если ты мне ничего на это не можешь ответить…

— Я тебя люблю, Стас. Уже давно, к сожалению. Ничего не могу с этим поделать. Ты прекрасно знаешь, наверно…