Муж на час (СИ)

— Идиот, — припечатала Зойка. — Тоска армией не лечится. И я сомневаюсь, что хоть что-нибудь лечится армий! Еще двое весь мир решили обкатить, у них нынче вместо елки — пальмы, а вместо снега песочек! Волгины теперь исключительно друг другом заняты, никто им не нужен!

— Я что-то в толк не могу взять, — задумалась я. — Тебя бесит, что у всех своя жизнь, или все просто тебя бесят?

— Меня бесит то, — четко сказала Зойка, — что у всех своя жизнь, и ни в чьей жизни для меня и моего мужа места не нашлось.

— Это разлив желчи, — резюмировал Толик. — Через пару дней она снова будет вменяемая, и на людей бросаться не будет.

— Ммяя, — поддержала я его невнятно.

— Скажи мне, никому не нужная и всеми покинутая, — ехидно продолжил Толик, — для кого тогда ты собралась стол накрывать, раз никому мы не нужны?

— Чего ты до слов докапываешься, — снова взвилась Зойка, но уже без прежнего энтузиазма.

— Ну и все, — спокойно подытожил Толик. — И не порти Нинке настроение.

— Я тебе его испортила? — воинственно обернулась ко мне подруга. Я в ужасе замотала головой. — Вот видишь, — разворот к мужу. — Может, я его тебе испортила?

Мудрый Толик затормозил на светофоре и запечатал Зойке рот супружеским поцелуем. Я отвела взгляд, и обнаружила, что мы уже в перекрестке от моего дома.

— Толик, высади меня возле маркета, — заторопилась я, пока ребята вообще помнили о том, что я у них на заднем сидении.

Отбрыкавшись от предложения походить со мной по магазину и довести потом до подъезда, я быстро распрощалась и бодро преодолела обледенелую дорожку до магазина. Чую, пять дней пролетят, как пять минут.

— Нооовый год к нам мчится, скоооро все случится, — мурлыкала я, пытаясь с занятыми под завязку руками открыть свою дверь. Руки немели, пакеты шуршали и брякали, дверь не поддавалась. Я фыркнула как лошадь и сдалась — поставила на грязный пол пакеты и быстро открыла дверь. Квартира встречала привычной тишиной и темнотой — тридцать первого декабря выдалось пасмурным, каким-то акварельно-серым, и спокойным, несмотря на всю предпраздничную суету.

Затащив пакеты в квартиру, и подергав лопатками — подарок самой себе на новый год вроде и не ощущался, но как-то неуловимо почесывался, я отправилась в зал — разбирать подарки от родителей и свекрови.

С Захаром мы за день созванивались дважды — первый раз он порывался отвезти меня до родителей, второй раз — забрать от свекрови. Сурово отклонив оба заманчивых предложения, я самостоятельно добралась до дома и теперь решала — накрывать стол на двоих (как подсказывало чутье), либо же накрывать стол только на себя любимую (как было запланировано изначально).

Поставив воду на картошку, я глубоко задумалась, глядя в окошко. Чутье подводит меня редко, в отличие от интуиции. И то, что Захар, отводя глаза, сообщил, что отвезет сестру с племянником к родителям, да там и останется, не отменяло такого варианта, что он опрокинет у родителей стопочку и махнет ко мне. Тем более, что я так и не поняла, где же живут его родители. Что в частном секторе — это я поняла, а где именно, благо выбор был аж из четырех районов — увы.

— И чего я теряю? — спросила я у своего отражения, усмехнулась и отправилась в зал — сервировать стол на двоих. Пара салатов и бутерброды легко уничтожаются как в одно рыло, так и в два. Фрукты не купила — и бог с ними. Бабушка по многолетней привычке передала пакет с конфетами, апельсины и конвертик. Вот апельсины, вот конфеты. Салаты нарезаются за полчаса — и это с мытьем посуды.

Народ за окном начал пробовать салюты, и глянув во двор, я поняла, что файер-шоу в этом году будет ничуть не хуже, чем в прошлом. Детвора с визгом каталась с горки, кучка родителей, похоже, открыла бутылку шампанского, во всяком случае, не лимонад точно. Славный двор вообще-то, — подумалось мне. Зелени маловато летом будет, хотя возле подъезда и вдоль всего дома можно смело засеять что-нибудь типа мальв, раз уж у меня первый этаж и балкон — приятнее смотреть на цветы, чем на окурки и птичий помет. Придет весна — возьму где-нибудь лопату и посажу, — решила я, домывая посуду. А в мальвах и прятаться интереснее. Они высокие и пышные.

Ума нет — считай калека, — мрачно сказал он себе, глядя на Нинкины окна. Окна светились гирляндами, которые он же сам не так давно прикручивал. Он прикручивал, а Нинка подавала гвозди и скотч. И испуганно охала, когда он перешагивал с подоконника на стол. А потом спрашивала, не устал ли он.