Кристин Хармель - Забвение пахнет корицей

– Я знаю.

– Разве у меня одной тогда были трудности?

– Трудности были у многих, – соглашается Мэтт, – к сожалению, ты одна из них. А с такой кредитной историей, как у тебя…

Я прикрываю глаза. О моей кредитной истории даже думать не хочется. Ей не очень способствовал развод, не говоря о том, что после маминой смерти мне пришлось оплачивать ее ипотеку, а потом долго жонглировать кредитными карточками, переводя крупные займы с одной на другую, лишь бы только удержаться на плаву и сохранить кондитерскую.

– Что мне нужно сделать, чтобы исправить ситуацию? – спрашиваю я наконец.

– Боюсь, почти ничего, – отвечает Мэтт. – Ты можешь, конечно, попытаться получить кредит в другом месте, но, повторюсь, сейчас положение на рынке не блестящее. Я могу гарантировать, что с другими банками у тебя ничего не выйдет. А с твоей историей выплат, да еще учитывая, что на той же улице открывается «Бингем»…

– «Бингем», – вздыхаю я, – Ну конечно, все ясно.

Эти пончиковые – проклятие моей жизни, опасность, нависшая над нами несколько лет назад. Сеть, поначалу небольшая, появилась на Род-Айленде, но быстро набирает обороты, распространяется по региону, завоевывая все новые города. Видимо, владельцы ставят перед собой цель сравняться с таким гигантом, как «Данкин Донатс». Свою шестнадцатую точку они открыли девять месяцев назад в полумиле от моей кондитерской. Я тогда только-только начинала выкарабкиваться из черной дыры, в которую меня загнал кризис.

Эту невзгоду я могла бы пережить, если б не наслоились финансовые последствия развода. А теперь мне приходится отчаянно бороться за жизнь, и Мэтту это известно – все кредиты я брала только в его банке.

– Послушай, есть один вариант, о котором я хотел с тобой поговорить, – нарушает молчание Мэтт. – Я работаю в Нью-Йорке с некими инвесторами. Они интересуются разными малыми предприятиями… помогают им. Я мог бы к ним обратиться, похлопотать за тебя.

– Понятно, – тяну я.

Что-то мне не очень улыбается эта перспектива – чужие инвестиции в бизнес, который всегда был и остается чисто семейным. Да и мысль о том, что Мэтт будет за меня хлопотать, тоже неприятна. С другой стороны, я отдаю себе отчет, что могу вообще лишиться кафе-кондитерской.

– А как она будет выглядеть, их помощь?

– По сути, они выкупают у тебя дело, – пускается Мэтт в объяснения, – и, разумеется, берут на себя погашение кредита. Ты получаешь какую-то сумму на руки, достаточную, чтобы расплатиться со всеми долгами. И остаешься работать в кондитерской, будешь там заправлять, делать все, как сейчас делаешь… Если они, конечно, согласятся.

Я не свожу с него взгляда.

– Ты хочешь сказать, мне ничего не остается, как продать кондитерскую своей семьи каким-то чужим людям?

Мэтт разводит руками:

– Я понимаю, это не идеальный вариант. Но так ты смогла бы в сжатые сроки решить свои финансовые проблемы. А если повезет, я уговорю их, чтобы оставили тебя менеджером.

– Но это кондитерская моей семьи, – лепечу я и понимаю, что повторяюсь.

Мэтт отворачивается.

– Хоуп, я не знаю, что еще тебе сказать. Вообще-то это последний шанс, если, конечно, ты не прячешь в загашнике полмиллиона долларов. С долгами, что на тебе висят, ты вряд ли сумеешь начать все сначала где-нибудь на новом месте.

Я ищу и не нахожу слов. После паузы Мэтт снова принимается убеждать:

– Да ты не бойся, это очень достойные люди. Я их давным-давно знаю. Они не обманут. По крайней мере, тебе не придется закрывать заведение.

Ощущение у меня такое, словно Мэтт, выдернув чеку, бросил в меня гранату, а потом предложил навести чистоту и убрать кровавое месиво – и всё это с милой, доброжелательной улыбкой.

– Мне нужно подумать, – отрешенно говорю я.

– Хоуп… – Мэтт, отодвинув в сторону свой бокал, тянется ко мне через стол. И сгребает мои руки своими ручищами – по всей вероятности, это следует понимать в том смысле, что с ним мне ничто не грозит. – Мы все решим, веришь? Я тебе помогу.

– Не нуждаюсь я в твоей помощи, – бормочу я еле слышно.

Он обижен, и я чувствую себя ужасно неловко, поэтому не отдергиваю рук. Понятно, он просто пытается проявить порядочность. Но я не нуждаюсь в благотворительности. Может, пойду ко дну, а может, сумею выплыть, но в любом случае бороться я намерена самостоятельно.

В этот момент у меня в сумке пищит мобильник. Я в замешательстве вырываю руки и лезу за телефоном. Забыла перевести его в режим вибрации. Отвечаю, а сама вижу, как из другого конца зала на меня неодобрительно взирает метрдотель.