Сесилия Ахерн - Год, когда мы встретились

– Нет, – коротко отвечаю я. – Спасибо.

Закрыли тему.

Он глядит на меня так, будто хочет сказать что-то еще, и, чтобы его остановить, я добавляю:

– Я не нуждаюсь в том, чтобы ты искал мне работу.

Гордость моя. Тебя так легко уязвить. Любая помощь мне ненавистна. Я все всегда должна делать сама. Он это предложил – и я тут же ощутила себя слабой и подумала, что он думает, что я слабая. Слишком много лишних мыслей.

– Ему же это нетрудно. А тебе пригодилось бы. Тед с удовольствием поможет в любой момент.

– Не нужна мне его помощь.

– А работа нужна, – хмыкает он.

Можно подумать, что его забавляет моя реакция, но я знаю – это первая стадия, сейчас он разозлится. Он всегда так хмыкает, когда недоволен. То ли хочет, чтобы тот, кто его раздражает, тоже завелся – на меня это всегда именно так и действует, – то ли пытается скрыть свое раздражение. Так или иначе, это верный признак, что он не рад.

– Ладно, Джесмин, поступай как знаешь. – Он поднимает руки, дескать, с тобой бороться бесполезно, я сдаюсь.

Садится в машину и уезжает.

Он так это произнес, «поступай как знаешь», будто это дурно. А что ж плохого, если человек знает, как ему лучше? Да я в жизни своей с ним не советовалась, и он последний, к кому я бы пошла за помощью. Тут вдруг мне становится не по себе – с чего я вообще об этом думаю? Стою, как идиотка, на ветру и пялюсь на пустую дорогу, где отцовской машины и след простыл. Бросаю быстрый взгляд на твой дом, и мне кажется, занавеска на втором этаже чуть колышется, а может, померещилось.

Потом, уже вечером, я долго не могу заснуть. Голова, похоже, перегрелась от обилия мыслей, как мой лэптоп, когда долго работает без перерыва. Я злюсь. Во всем у меня в последнее время неопределенность какая-то, недосказанность: с работой, с отцом, с мужиком, внаглую занявшим место на парковке прямо у меня перед носом, с арбузом, который я уронила себе под ноги, да так удачно, что он разбился вдребезги и запачкал мои замшевые ботинки. Я занимаю половинчатую позицию. Нападаю, отступаю, опять нападаю, пытаюсь все уладить, снова обвиняю, подробно рассказывая, у кого что не так. И что характерно, мне от этого не легче, наоборот, только хуже и хуже.

На душе мерзко, а еще очень хочется пить.

Рита, у которой я сегодня утром была на сеансе рэйки-терапии, меня об этом предупреждала. Она велела как можно больше пить, в смысле пить воды, но ее мне как раз совершенно не хотелось, и я выпила бутылку вина. Раньше я никогда на рэйки не ходила и вряд ли пойду еще, но тетя подарила мне на Рождество ваучер на одно посещение, вот я туда и потащилась от нечего делать.

Тетя большая поклонница нетрадиционной медицины – любой. Она и маму водила ко всяким целителям, когда та заболела. Наверное, поэтому я во все это и не верю, ведь маме ничего не помогло. С другой стороны, обычные лекарства ей тоже не помогли, что не мешает мне пить таблетки, скажем, от головной боли. Не знаю, может, схожу к Рите еще раз. О сеансе я с ней договорилась уже после праздников, когда все вернулись к работе. Мне нужно себя чем-то занять, нужно, чтобы в моем новом ежедневнике – кожаном, с золотыми инициалами в верхнем правом углу – появлялись записи, хоть отдаленно похожие на «рабочие». В прежние времена ежедневник был бы уже заполнен на месяц вперед: деловые встречи, важные свидания, совещания и прочее. А сейчас он являет собой грустную картину, вполне отражающую мою нынешнюю активность: крестины, посиделки в кафе, дни рождения.

На сеансе рэйки я сидела в комнатке с белыми стенами, где так пахло благовониями, что меня неудержимо клонило в сон, точно меня одурманили. Рита похожа на птичку. Миниатюрная, лет шестидесяти, но очень энергичная и гибкая, судя по тому как она ловко угнездилась в кресле, скрестив ножки. А вот лицо ее мне показалось размытым, будто в расфокусе. Возможно, это потому, что у меня все плыло перед глазами. Зато взгляд у нее острый, даже цепкий – она не упускала ни единой мелочи, и мне пришлось тщательно следить за тем, что и как я говорю. В итоге получалось обрывочно и невнятно.

Ну, в общем, мы с ней мило поболтали, и она была сочувственно-доброжелательна. Потом я минут двадцать полежала на кушетке, релаксируя и вдыхая неведомые ароматы. И никаких перемен после всего этого в себе не обнаружила.

Но все же она дала мне небольшой совет, который вылетел у меня из головы, едва я от нее вышла, а сейчас вспомнила и, пожалуй, готова ему последовать – не вижу, почему бы, собственно, и нет. Итак, снимаю носки и хожу босиком по ковру в надежде «укорениться». То есть избавиться от негативных эмоций. Наступаю на что-то острое – крючок от вешалки – и злобно чертыхаюсь. Сажусь на пол, нежно баюкаю уколотую ногу. Не очень представляю, как должны себя чувствовать «укоренившиеся», но явно как-то иначе.