— Это он! — младший кивнул на старшего и плюнул ему в голову, за что получил от отца хорошую затрещину.
— Я не начинал! Он испортил мой шалаш! — старший ответил и пнул со всей силы младшего в коленку.
Тот упал и завыл, что было мочи. Отец выдал ему тоже пару оплеух и потащил их домой. Они упирались, орали, пытались плюнуть друг в друга. Мужчина заметил Оксану и остановился:
— Не может быть! — произнес он, разжав пальцы.
Мальчишки выскочили из рук и, награждая друг друга пинками, скрылись за углом.
— Оксана! — он с улыбкой спешил навстречу.
Ей тоже хотелось крикнуть — не может быть! Это не может быть Ромка! Этот лысый, плюгавый мужик не может быть ее Ромкой! Тот Ромка был загорелый и лохматый, не боявшийся ни черта, ни дьявола, а этот — затюканный жизнью, облысевший, плюнувший на себя и влезший в мерзкие треники мужик не мог быть ее Ромкой!
— Сколько зим, сколько лет, — он стоял и смотрел на нее как на восьмое чудо света.
— Долго будешь жить, я только о тебе вспоминала, — Оксана выдавила из себя улыбку.
Ромка вытащил мятую пачку дешевых сигарет и прикурил. Оксана внимательно рассматривала его. От того отчужденного взгляда, что сводил ее с ума, ничего не осталось. Глаза потухли, горькие складки пролегли у рта, волосы поредели…
Ничего не осталось от прежнего Ромки! Лишь едва приметный шрам над бровью, который он получил в драке с местным мальчишкой. Они были соперниками и дрались из-за Оксаны. Ромке сильно досталось: были разбиты бровь и нос, все лицо и рубашка в крови. Уже после драки Оксана, оторвав кусок от подола своего платья и смочив в колодце, вытирала ему лицо. И любила Ромку в этот момент так сильно, как никогда никого не любила…
Теперь он стоит перед ней — жалкий остаток прежнего Ромки…
— Рома-а-ан! — послышался вопль за спиной.
Ромка так и ссутулился на месте от этого крика, глазки забегали. Казалось, он стал сантиметров на десять меньше ростом.
Оксана оглянулась — рядом с калиткой стояла мужеподобная тетка в сальном переднике и стоптанных тапках. Она застыла на месте, и волна отвращения захлестнула ее.
И он мне служил эталоном мужчины, по которому я мерила всех остальных? Это была моя ошибка. Почему я не приехала сюда много лет назад и не увидела то, что осталось от Ромки?
Роман поплелся к своему дому. Оксана, не попрощавшись, пошла в другую сторону.
Вот мы и встретились, но встреча оказалось безрадостной. Лучше бы не встречаться, а жить старыми воспоминаниями…
* * *
Шорох одежды предупредил, что он в комнате не один. Лавров развернулся, встретившись взглядом с Настей. Она стояла, нахмурив лобик, с чупа-чупсом во рту.
— Дед, а ты меня знал раньше? — спросила она.
— Да, но ты была совсем маленькой.
— Я тебя не помню, — задумчиво, нараспев сказала Настя.
— В детстве у всех память короткая, — успокоил ее Лавров.
— Ты мне нравишься, — призналась Настя.
— Почему?
— Ты никогда не кричишь и не ругаешься.
— А мама?
— Она всегда ругается, — созналась Настя. — Я тебе нравлюсь?
— Да, — ответил он.
— Почему? — спросила Настя, удивившись.
— Потому, что ты моя внучка, — пояснил он.
— Разве можно любить только за это?
— Конечно.
— Я — мамина дочка, а она меня не любит.
— Она тебя любит, просто не показывает этого. Родители всегда ругают детей, чтобы те были лучше, — объяснил Лавров.
— Ты тоже хочешь, чтобы я была лучше?
— Нет, ты мне и такая нравишься.
Настя засмущалась, лицо расплылось в улыбке. Она отвернулась.
— Смотри, дед! К нам кто-то идет, — закричала она, тыкая пальцем в сторону двери.
— Это — тетя Фрося. Она наша соседка и хозяйка киски, — объяснил Лавров.
— И кто это к нам приехал? — Фрося погладила Настю по голове. — Какая хорошая девочка! Как тебя зовут?
— Откуда вы знаете, что я хорошая?
— Какая же ты еще? — слегка растерявшись, спросила Фрося.
— Всякая. Иногда я балуюсь.
— Ну, если всякая, то это хорошо. На то оно и детство, чтобы баловаться. В моем возрасте и не побалуешься уже.
— Почему?
— Какое баловство, когда все косточки болят?
— Ты права, — согласился Лавров. — Тут бы с постели встать, и то счастье…
Фрося дала Насте букет сирени.
— Поставь в вазу. Я как раз блинчиков напекла, а то пошла бы со мной, я б тебя накормила.
— Класс! — завизжала Настя. — Я сегодня еще не завтракала. Дед, поставишь букет в водичку?
— Иди, я все сделаю.
* * *
— Почему ты мне ничего не рассказал? — накинулась Оксана на отца. — Иду и вижу Ромку Шахова: плешивого, обрюзгшего, с кучей детей. Стало так грустно — время безжалостно! Оно разрушает все, до чего дотрагивается. Скоро и меня перестанут узнавать, а лишь спросят: та старая тетка и есть Оксана?
Читать дальше