Ольга Тимошина: Больше не зови меня

Всегда будут какие-то обстоятельства, встречи, дела и планы, которые помешают мне. Он не допустит этого признания потому, что выслушав его, вынужден будет либо жениться на мне, либо расстаться.

Эта безысходность заставила меня взять в руки карандаш и бумагу. Ночью я тихонько сбежала из нашей кровати и на цыпочках пробралась в столовую. За окном, освещенный яркой луной, под россыпью миллиона звезд холодным светом мигал в заливе маяк. Я забралась на стул и положила голову в свои ладони. Передо мной лежали белые, чистые маленькие листы.

Они были моим последним шансом поговорить с Андреем. Я писала без остановки, пока звездное небо, разбуженное поднимающимся из-за линии горизонта солнцем, не начало светлеть и не погас огонь маяка.

За окном зарождался день. И я тоже почему-то почувствовала себя по-новому. Я освободила себя от мыслей, которые загрузили меня и не давали возможности жить, не думая о нем, каждый день, каждую минуту… Я собрала листки и вложила в книгу Андрея. Возможно, что он никогда их не заметит, не захочет заметить, и не будет читать. Ну и пусть. Я сказала все, что Андрей упорно не хотел слышать…

Я проснулась к вечеру. Андрея не было. Спустилась на кухню и налила себе полную чашку горячего шоколада; поглощая его огромными глотками, я смотрела на распыляющийся закат, и мне нестерпимо захотелось найти мои краски.

Андрей сидел в саду, углубившись в чтение книги, которая так поглотила его, что он не заметил, как я взяла кисти и начала рисовать его. Я работала тихо и быстро. Все, что я хотела передать – это атмосфера и цвет. Солнце уходило, прячась за гору, и я торопилась, времени оставалось немного, и я боялась потом не вспомнить теней и красок, боялась перепутать детали и ошибиться.

Я вдруг нестерпимо захотела его сфотографировать. Потом он сделает это фото своим любимым и, глядя на него, будет вспоминать о своей молодости, о море и, возможно, обо мне.

Он сидел в профиль, погруженный в свои мысли, которые, как мне показалось, не были связаны ни с работой, ни с нашими отношениями. Мне польстила бы идея, что столь задумчивый вид вызван его глубокими мыслями о моей персоне. Но зная, что этот мужчина не позволяет себе ни думать о женщинах, ни воскрешать их у себя в памяти, я догадалась, что он размышлял о себе. Половина его лица была залита светом от садящегося за горы солнца, отчего пространство позади, казалось, не существовало. Эта картина полной гармонии и загадочности напомнила мне его детские фотографии. Я любила рассматривать лица детей потому, что они были искренни и не виновны… Не виновны в моем разбитом сердце.

Я сбегала за фотоаппаратом и сделала снимок исподтишка. Андрей как всегда ничего не заметил. Я продолжала рисовать, пока закат не окрасил небо в малиновые тона, и воздух начал приобретать ту размытость и туманность, которая появляется в горах с наступлением вечера. Я смотрела на него и вдруг отчетливо поняла: он – чужое счастье. Не мое!

Я отложила краски и подошла к нему. Мне не хотелось забыть эти минуты, потому мне нужно было обязательно чем-то закрепить мою память, которая в последнее время стала сильно подводить меня, запутавшись в моих отношениях с этим мужчиной и самой собой. Я забралась к нему на колени и отняла книгу. Он, приняв меня и усадив поудобнее, вытянул ее обратно.

Я не хотела ничего забыть, только крепко обняла руками и положила голову ему на плечо, уткнувшись в теплый пушистый ворот кофты. Ничего не потерять. Ни цвет пурпурного неба, расчерченного следами самолетов. Ни тени кипарисов, как свечей торчащих на фоне моря. Ни запаха дыма, валящего из каминной трубы соседей. Ни красоты, ни чувства.

– Я не хочу потерять тебя, – прошептала я в себя, чтобы он не услышал.

– Ну, я вроде никуда пока не собираюсь, – вдруг отозвался он.

А мне так не хотелось говорить. Я почему-то начала привыкать к мысли, что нам не быть вместе, и ее принятие благотворно повлияло на мою нервную систему. Я стала спокойнее и медленнее. Я стала получать удовольствие от каждой секунды, проведенной с Андреем. Это как будто знать, что скоро произойдет что-то неизбежное. Сначала бесишься, пытаешься бороться, сопротивляешься. А потом просто начинаешь медленно жить, смакуя и запоминая настоящий момент, вытягивая из него все удовольствия и раскладывая детали в памяти, на заранее приготовленные для этого места, чтобы дать потом этому место название и поставить дату.

– Так почему ты думаешь потерять меня? – вдруг снова спросил Андрей.