Эмма Чейз - Все закручено

С дороги поднимается пыль, а на лобовое стекло брызгает грязь. У нас всегда так было. Комфортно. Незаморочно. Ну, по крайней мере, когда мы были здесь, в Гринвиле.

Когда я пошла в колледж и бизнес-школу, мы изменились. Стали меньше походить на Бони и Клайда, а больше на Венди и Питера Пена. Но здесь, когда были только он и я, и остальной мир не существовал, мы могли снова стать теми детьми. Детьми, которые хотели одного и того же, которые мечтали об одном и том же.

Колеса завертелись, и Билли резко выехал на грунтовую ровную дорогу. А у меня такое чувство, будто мы летим. Будто я снова свободна. И ни о чем в мире не нужно волноваться.

А самое лучшее? Первый раз за практически четыре дня я не думаю о Дрю Эвансе, вообще.

Когда мы возвращаемся в мотель Билли, уже темно. Мы вваливаемся через дверь — уставшие, грязные и смеющиеся. Я падаю на диван, а Билли берет с кухонного стола бумагу.

— Где Ивэй?

Он поднимает вверх записку.

— Уехала в Лос-Анджелес. Говорит, непереработанный воздух атакует ее поры.

— Ты не выглядишь сильно расстроенным по этому поводу.

Он достает из холодильника два пива и пожимает плечами.

— Мне плевать.

Билли поднимает гитару, лежащую на кофейном столике, и начинает бренчать по струнам. Потом сует руку за подушки и достает оттуда пакетик. Швыряет его мне.

— Ты до сир пор лучше всех скручиваешь косяк на этом берегу Миссиссиппи? Или окончательно уподобилась остальным?

Я улыбаюсь и беру пакет. Свернуть хорошую сигарету требует концентрации. Возьмете слишком много табака — очень затратно, слишком мало — и все испортите.

Это расслабляющий процесс. Как вязание.

Я облизываю край бумаги и приглаживаю. Потом отдаю Билли.

Он восхищенно смотрит на сигарету.

— Ты мастер.

Зажимает сигарету в зубах и открывает свою Zippo. Но прежде чем из нее выходит пламя, я захлопываю крышку зажигалки.

— Не надо. Я тоже могу надышаться.

— И что?

Я вздыхаю. И смотрю Билли прямо в глаза.

— Я беременна.

Он выпучивает глаза, а сигарета выпадывает у него изо рта.

— Точно?

Я киваю головой.

— Точно, Билли.

Он садится прямо, уставившись на стол. И какое-то время ничего не говорит, так что я заполняю тишину.

— Дрю его не хочет. Сказал, чтобы я сделала аборт.

Произношу слова прерывисто. Тихо. Потому что до сих пор не могу поверить в то, что это правда.

Билли поворачивается ко мне и шипит.

— Что?

Я киваю. И рассказываю ему остальные отвратительные подробности моего отъезда из Нью-Йорка. К тому времени, как я заканчиваю, он уже на ногах, раздраженно мечется по комнате. И бормочет:

— Этот придурок должен мне пистолет.

— Что?

Он отмахивается от меня.

— Ничего.

Потом садится и проводит рукой по своим волосам.

— Я знал, что он говнюк — я знал , черт возьми. Хотя и не принимал его за Гарретта Баклера. В каждом городе есть два типа районов — хорошие и не очень. Гарретт Батлер был из хорошего района Гринвилля, с автоматическими распылителями воды и особняками с лепными фасадами. Он был старшеклассником у нас в школе. И с самого первого дня в школе в том году, Гарретт был сосредоточен на одном: Ди-Ди Уоррен.

Билли возненавидел его сразу. Он никогда не доверял людям с деньгами — деньгами, которые они заработали не сами. И Гарретт был не исключением. Но Долорес забила на Билли. Сказала, что Билли был смешен. Назвала его параноиком. Сказала, что хочет дать Гарретту шанс.

И дала. А еще дала ему свою девственность.

А четыре недели спустя, на трибуне за школой, Долорес сообщила Гарретту, что беременна. По всей видимости, мы, женщины Гринвилля, те еще Плодовитые Мирты.

Не плюйте в нас, а то можете нас обрюхатить.

И да, не смотря на все секс уроки, которые преподала нам Амелия, это все-таки случилось. Потому что — вот как раз то, что многие люди забывают о подростках — иногда они просто творят всякие глупости. Не потому что им не хватает знаний или источников информации, потому что они чертовски молоды, чтобы действительно понимать, что у всякого действия есть свои последствия.

Которые могут изменить всю их жизнь.

В общем, сами представляете, Долорес была в ужасе. Но как любая романтичная молодая девушка с огромными от страха глазами, она подумала, что Гарретт ее поддержит. Что они вместе пройдут через то, что им был уготовано.

Она ошибалась. Он сказал ей, чтобы она проваливала. Обвинил ее в том, что она пыталась заманить его в ловушку — сказал, что не верил, что этот ребенок был вообще его.