Кристин Ханна - Ради любви

Наконец-то. Один из них решился это сказать.

— Я знаю.

— Я тоже хотел ребенка.

Она сглотнула, стараясь сдержать слезы. Она забыла, что в последние годы Конлан мечтал стать отцом не меньше, чем она мечтала стать матерью. Она настолько погрузилась в собственное горе, что не принимала в расчет его чувства.

— Прости, — сказала она.

Он обнял ее и поцеловал. Так он не целовал ее давно. Они долго сидели, прильнув друг к другу.

Она сожалела о том, что ей недостаточно было его любви. Желание иметь ребенка захлестнуло ее, подобно могучему приливу, в котором утонули они оба.

— Я любила тебя…

— Я знаю.

Позже ночью, когда Анджи лежала одна в кровати, она попыталась вспомнить слова, которые они сказали друг другу в последний день их любви. Но ей вспомнился только запах детской присыпки и звук его голоса, когда он с ней прощался.

Удивительно, как много времени уходит на то, чтобы разрушить жизнь. Когда Анджи и Конлан решили разойтись, на первом плане оказались детали. Как разделить неделимые вещи вроде дома, машины и сердца? К концу сентября все было кончено.

Ее дом — нет, теперь это дом Петерсонов — был пуст. Вместо спален, дизайнерской гостиной и отделанной гранитом кухни она получила внушительную сумму денег в банке и склад, наполненный мебелью. Анджи сидела на ступеньке камина и глядела на блестящие деревянные полы.

Когда они с Конланом поселились в этом доме, пол был покрыт голубым ковром. Дерево, сказали они друг другу, улыбаясь. Дети портят ковры. Это было так давно…

В дверь позвонили.

Анджи напряглась. Сегодня Кон не собирался приходить.

Она встала и открыла дверь. У входа, прячась от дождя, стояли, прижавшись друг к другу, мама, Мира и Ливви. Они пытались улыбаться.

— В такие дни, — сказала мама, — семья должна быть вместе.

Они гурьбой вошли в прихожую. От корзинки на Мириной руке шел запах чеснока.

— Испекла фокаччу, — пояснила она, проследив за взглядом Анджи. — Ты же знаешь, еда приносит утешение.

Ливви придвинулась ближе:

— Я дважды прошла через развод. Еда тут не поможет. Я предложила положить в корзинку текилу, но ты же знаешь маму.

— Пошли, пошли.

Мама собирала своих цыплят в гостиной. Тут Анджи в полной мере ощутила свой провал: в пустом помещении, которое еще вчера было домом, ее семья искала, куда бы присесть.

Анджи опустилась на холодный твердый пол. Все ждали, пока она заговорит. Мира села рядом и прижалась к ней. Мама примостилась на ступеньке камина, Ливви рядом с ней.

При виде их грустных, понимающих лиц Анджи захотелось все объяснить:

— Если бы София осталась жить…

— Не надо! — резко перебила Ливви. — Это не поможет.

Анджи едва не уступила своей боли, едва не позволила ей овладеть собой, но тут же взяла себя в руки.

— Ты права, — согласилась она.

— Можно сказать тебе всю правду? — спросила Ливви, открыв корзинку и вытащив бутылку красного вина.

— Ни в коем случае! — воспротивилась Анджи.

Ливви проигнорировала ее слова:

— Твои отношения с Коном слишком давно разладились. Поверь мне, я хорошо знаю, как уходит любовь. Пора было кончать. — Она разлила вино по стаканам. — Тебе надо куда-нибудь уехать. Возьми отпуск.

— Бегство не поможет, — возразила Мира.

Ливви протянула Анджи стакан:

— Тебе станет легче.

Следующий час они сидели в пустой комнате, пили красное вино, ели и говорили о погоде, о жизни в Уэст-Энде. Анджи пыталась следить за разговором, но продолжала думать о том, как получилось, что в тридцать восемь лет она оказалась здесь одна, без детей. Первые годы ее замужества были такими счастливыми…

— Мама хочет продать ресторан, — сказала Мира.

Анджи выпрямилась:

— Что?!

Ресторан был сердцем ее семьи, средоточием жизни.

— Мира, мы не будем об этом говорить, — сказала мама.

Анджи переводила взгляд с одного лица на другое:

— Что случилось?

— Дела идут из рук вон плохо. — Голос мамы звучал устало. — И я не знаю, как исправить положение.

— Но… папа так любил свой ресторан, — сказала Анджи.

По смуглым щекам матери потекли слезы.

— Кому-кому, а мне не надо напоминать об этом.

Анджи посмотрела на Ливви:

— В чем, собственно, дело?

Ливви пожала плечами:

— Мы терпим убытки.

— Наш ресторан процветал тридцать лет. Этого не может быть…

— Уж не собираешься ли ты учить нас ресторанному делу? — огрызнулась Ливви. — Что может знать об этом составитель рекламных объявлений?