Светлана Демидова - Свидание в неоновых сумерках

– Да… Он самый, Ильясов…

– Наш главный конструктор! – подхватила Татьяна.

– Ну… тогда он еще не был главным конструктором…

– И что же Ильмир Батырович? – жестко спросила Сима. – Он тебя бросил?

– Бросил? Не знаю… Можно ли так назвать? Он ушел, девочки… Ушел, чтобы не видеть преступную мать, убийцу собственного ребенка… – Глаза Гришмановской опять заблестели, но пролиться слезам она действительно больше не дала.

– Подлец! – опять вставила Сима. – Скажи, Танька! А ведь какого интеллигента из себя корчит! И правильно, что ты его фамилию не взяла!

– Я была на его фамилии, но он потребовал при разводе, чтобы я взяла обратно свою девичью.

– Я же говорю – подлец! Мерзавец! – Ноздри Симоны так гневно раздувались, что Гришмановская даже улыбнулась и сказала:

– Тебе, Сима, тоже не стоит так волноваться! Береги ребенка! А Ильясов не такой уж и подлец. Оставил мне квартиру и вообще… Все…

– Да если бы я узнала, что он отобрал у тебя еще и квартиру, клянусь, задушила бы его собственными руками на завтрашнем же рапорте!

Татьяну интересовали совсем другие вопросы, и она поспешила их задать:

– И что, Ира, ты все это время так и работала с ним в одном КБ? – Каково же тебе было каждый день на него смотреть?! Может, стоило подыскать другую работу?

– Я любила его, Таня, а потому надеялась, что он одумается, когда… Немножко отойдет от горя…

– А он?

– А он почти сразу женился…

– Хорошо, хоть его жена тут не работает! – выпалила Сима. – А то совсем с ума можно было бы сойти!

– Это она сейчас тут не работает, а тогда работала…

– И-и-и-ра… – протянула Татьяна. – Бедная! Как же ты все это вынесла?

– Я и не вынесла… Со мной такое случилось… Нервное потрясение было слишком велико… Я в больнице полгода лежала, а она за это время успела забеременеть и уволиться. Когда я вернулась в КБ после больницы, она уже не работала. Потом я узнала, что у них родилась двойня. То-то ему радость…

– И с каким же лицом он смотрит тебе в глаза, когда встречается в коридоре?

– Не знаю. Я на него не смотрю.

Подбородок Гришмановской опять задрожал.

– Так! Спокойно! – остановила ее Сима. – Отольются еще Ильясову твои слезки! Вот попомни мои слова! А мы, девки, про него и говорить больше не стаем, только вслед плевать будем!

Глядя на решительное лицо Симоны, Татьяна была уверена, что подруга именно это и будет делать при встрече с главным конструктором в коридоре. У нее, что называется, не заржавеет.

– Пусть твоему первому сыну земля будет пухом, – продолжила между тем Сима, – а мы сосредоточимся на новом ребенке. Живым – живое! Сколько недель?

– Как у Тани…

– Так! Ясно! Значит, папаша – иконокрад! И к гадалке не ходи! Я правильно говорю?

– Правильно, – жалко улыбнулась Ирина.

– Он знает? – наконец подала голос Татьяна.

– Знает, – всхлипнула Гришмановская.

– И что?

– Да какая разница, что? – не дала Ирине ответить Сима. – На что нам такая цыганщина: пришел – увидел – украл вместе с забором!

– Какой еще забор? – не поняла Татьяна.

– А! – махнула рукой Сима. – Песня такая есть: «Спрячь за высоким забором девчонку – выкраду вместе с забором!»

– Подожди, Сима, со своей песней! Ира! Что твой Дима сказал по поводу ребенка?

– Он меня замуж зовет, – проговорила непослушными губами Гришмановская и во весь голос разрыдалась.

…Тот вечер, когда она развернула вместо конфет собственную икону Божией Матери, она не забудет никогда. Темпераментная Симона тут же стала предлагать немедленно заявить в милицию, но Ирина попросила их с Татьяной уйти. Подруги нехотя убрались восвояси, а она все стояла перед Димой, держа на вытянутых руках икону и плохо соображая, что делать дальше. Глава фирмы «Муж на час» что-то говорил ей в свое оправдание, но она не слышала. В висок билось: «Вот и все кончено». Как же она, Ирина Гришмановская, уже битая-перебитая жизнью, не смогла просчитать афериста? Это все оттого, что она сходит с ума от одиночества. Теряет контроль и чувство самосохранения. Если так пойдет и дальше, то какой-нибудь смазливый юнец вынесет у нее всю обстановку за один только поцелуй! Ирина еще раз посмотрела на икону, которая досталась ей от бабушки, и вдруг поняла, что ей надо сделать.

– Знаешь что, Дима-Вадик, – сказала она и протянула ему старинную доску. – Возьми ее, раз уж она так тебе нравится. Ты подарил мне много счастливых минут, и я должна наконец с тобой расплатиться. Это будет справедливо.