Даниэла Стил - Жить дальше

— Я бы на ее месте не отказался, мне хотелось бы иметь такую фреску в своем доме. Как, не откажешься от клиента — вполне платежеспособного?

— Никогда!

— Идет. Давай обсудим это завтра после ужина. Привози Энди.

— Да я же тебе надоем, учитывая еще и четверг! — вдруг заволновалась она, и Тригви рассмеялся.

— Ты никогда не надоешь мне, Пейдж, даже если я буду видеть тебя день и ночь. Кстати, тебе не кажется, что пора это проверить? — Она вспыхнула при этих словах, а он притянул ее к себе и поцеловал. — Я люблю тебя, Пейдж, — прошептал он, — очень, очень люблю.

И ты мне никогда не надоешь, слышишь? Мы заведем десять детей и будем жить счастливо все вместе. Прошу тебя, поверь мне! Я не смогу теперь жить без тебя.

Они лежали на траве и целовались, смеясь, как дети.

Это было слишком хорошо, она боялась поверить в реальность, но по крайней мере Пейдж надеялась, что он говорит искренне и действительно хочет, чтобы их отношения продлились.

Наконец они поднялись с травы, и Пейдж с тоской подумала, что нужно возвращаться в палату: массаж, терапия, аппарат искусственного дыхания, молчание и весь ужас больничной палаты предстали перед ней. Временами ей было трудно заставить себя вернуться туда, но она всегда справлялась с этой усталостью. Медсестры могли проверять по ней часы — она всегда в одно и то же время сидела рядом с Алисой, гладя ее по голове и разговаривая с ней.

— Я пойду с тобой, — сказал он, поднимаясь. Она несла корзинку с цветами. Когда они вошли в палату, держась за руки и смеясь, она выглядела посвежевшей и отдохнувшей.

— Хорошо позавтракали? — спросила новая медсестра.

— Отлично, спасибо. — Она улыбнулась Тригви, стоявшему за ее спиной.

Это была самая заботливая, самая любящая мать, какую он когда-либо видел. Она стала рассказывать Алисой о том, какая хорошая погода стоит на улице, и вдруг произошло неожиданное — Алисон тихо простонала и слегка повернула голову к матери. Пейдж мгновенно замолчала, потрясенная этим, ее глаза были прикованы к дочери. Но Алисон снова лежала неподвижно, а машины продолжали тихо гудеть. Пейдж перевела изумленный взгляд с дочери на Тригви.

— Она шевельнулась… О боже!.. Тригви, она пошевелилась…

Сестры тоже заметили что-то со своего наблюдательного пункта, и две из них подбежали к Пейдж и Тригви.

— Я видела, она повернула ко мне голову, — бормотала Пейдж сквозь слезы, наклоняясь, чтобы поцеловать Алисон. — Солнышко, ты повернулась… я видела это… я слышала тебя… любовь моя, я тебя слышала. — Она продолжала целовать Алисон, а Тригви не мог сдержать слез, глядя на нее. Одна из сестер позвонила находившемуся на дежурстве доктору Хаммерману, и через пять минут он появился в палате. Пейдж рассказала ему, что ей удалось заметить, а Тригви подтвердил. Сестры тоже рассказали то, что видели, и показали ему запись пленки с компьютера. Голос и движение Алисон отразились на линии, характеризующей мозговые процессы девочки.

— Трудно пока сказать, что это могло бы значить, — с сомнением сказал доктор. — Надеюсь все же, что это хороший знак. Во всяком случае, мы можем говорить с надеждой о том, что к ней возвращается сознание. Кроме того, не следует думать, миссис Кларк, что это движение и стон безусловно могут означать функционирование ее мозга… и все же не хочу разочаровывать вас, это может стать началом выздоровления, мы должны надеяться, — закончил он, но ничто не могло разочаровать Пейдж, радостно смотревшую на дочь. В этот день девочка больше не шевелилась, зато повторила движение на следующее утро, когда с ней сидела Пейдж. Она даже позвонила Брэду на работу, чтобы поделиться радостью, но там ей сказали, что он уехал в Сент-Луис. Она разыскала его вечером в отеле, но он не пришел в восторг, как ожидала она. Он стал говорить, как доктор Хаммерман, призывая ее не слишком-то обнадеживаться.

— Но я знаю, она меня слышала, — возбужденно говорила она тем же вечером Тригви, заехав к нему поужинать с Энди. На следующий вечер они должны были ужинать в «Серебряном голубе». — Это все равно что кричать в длинную темную трубу — сначала не знаешь, есть ли кто-нибудь на том конце, и, может быть, ты слышишь только эхо. Я так кричала уже семь недель и слышала в ответ только собственный голос… и вдруг кто-то отозвался, я знаю, я слышала.

Он понимал Пейдж, надеялся, что она права, хотя и сомневался, что ее надежды оправданны.

Каждый день в течение недели Алисон слегка вздрагивала, хотя так и не открыла глаза, не заговорила, не подала знака, что она слышит то, что ей говорят. Девочка изредка стонала и еле заметно шевелилась.