Ольрика Хан: Пока Майдан не разлучит нас

Захожу в Интернет. Да, есть. Русская православная. Батюшка Дэвид. Прекрасно. Пишу письмо. Только переселилась. Хочу исповедаться и причаститься. Хочу поговорить… Ответ приходит вечером. «Приходите в субботу на вечернюю молитву – исповедаться можно будет после нее». Ах, как хорошо! Спасибо, батюшка! Приеду!!

Понедельник, первый день занятий. Несчастливое число, но я в эти номера не верю. Иду, окрыленная открывшейся церковной перспективой.

– Здравствуйте, меня зовут Кристина. Я родом из Украины, но во мне течет разная кровь – португальская, русская, и даже советская.

Класс смеется.

– «Советская кровь» звучит смешно, да? А почему «португальская кровь» не так слух режет? Что значит «национальная кровь»? Что значит национальность? Можно ли нацию определить по группе крови? Нет? А тогда что же это такое – нация – если биологически ее определить нельзя? Как можно определить по-другому? Как вы определите, что человек француз? Потому что говорит по-французски? А как же тогда быть с теми жителями Люксембурга, Монако, Бельгии, Швейцарии, Канады, для которых французский язык – родной? И есть ли разница в национальном смысле между жителями тех стран и континентов, что говорят на одном языке – английском? Или португальском? Или испанском? Есть, конечно, правда? Значит, дело не в языке? А в чем?..

Территории? Давайте думать. Как быть с палестинцами, которые считают себя народом, не имея своей национальной территории? Как быть с курдами? Басками? Каталонцами? Сотнями других сообществ, которые считают себя нациями, не имея своих национально ограниченных территориальных пространств?..

Итак, не группа крови, не язык, не территория. Тогда что? Что еще может определять нацию и отличать ее от других национальных сообществ?.. Общая история? Близко. Общая культура? Да. Но что мы понимаем под культурой? Это очень важный вопрос, к которому мы будем возвращаться на протяжении всего семестра. А начнем все-таки не с культуры. Начнем с воображения. С теории «воображаемых сообществ» Бенедикта Андерсена. По его мнению, воображаемые сообщества – это любые коллективы, члены которых не имеют шанса знать друг друга лично. Например, нации. Говоря «я – испанец», «я – русский» или «я – американец», мы причисляем себя к воображаемому коллективу людей, которым мы приписываем определенные свойства. Воображаемому – потому что мы не имеем возможности быть знакомым с каждым членом коллектива – слишком он велик. И в этом воображении кроется большая опасность. Часто нам кажется, что другие люди такие же, как и мы. Мы не хотим или не умеем видеть их непохожесть…

Пять рабочих дней. Шесть вводных лекций. Мировая колониальная система и рождение современности с центром в Западной Европе. Евроцентризм и создание образа «варвара». Прогрессивные «мы» и отсталые «они». Модернизация и вестернизация как средство порабощения других народов. «Бремя белого человека». Кризис западной модели современности. Возвращение «репрессированного» – месть изувеченной природы и униженных «других». Энрике Дуссе, Эдвард Саид, Чарльз Тэйлор, Иммануэль Валлерстайн, Дилип Гаонкар…

К концу недели валюсь с ног. Не понимаю, как при такой нагрузке можно выдержать целый семестр. Начинаю понимать тех, кто хочет работать непременно в исследовательских институтах. Преподавать тяжело. Нужно увлекать и зажигать искрами своей энергии. У меня ее нет. Я зажигаю, отдавая искры, но восполнить мне их нечем. Мысль о том, чтобы зарядиться энергией от Лешки отметаю. Каждый наш разговор в последнее время – это схватка ценою в новый приступ тоски. Господи, дай мне сил выстоять!

С ангелами разговариваю каждый вечер, но, провалявшись всю субботу в постели, я понимаю, что в церковь не попаду. На улице темно, холодно и сыро. У меня нет сил. Господи, прости. У меня просто нет сил… Лежа в постели, плачу.

В воскресенье с утра иду в спортивный комплекс. Боже мой, сколько же здесь студентов! Чувствую на себе взгляды и не чувствую желания на них отвечать. Искриться нет сил. Пряча глаза, ищу выход. Задыхаюсь. Слишком много людей. Слишком много приглушенного света. На воздух! Скорее на воздух! Фух… Прислонившись к стене, поднимаю глаза к небу. В нем нет ничего: ни звездочек, ни солнца. Темная серость, поглотившая разноцветье жизни. Мне плохо…

С трудом добираюсь до дома. Еле передвигая ноги, поднимаюсь к себе в дупло. Смотрюсь в зеркало… Какие измученные глаза… Что с тобой, Белка? Белочка… Закрывая глаза, представляю Лешку. Другого Лешку. Того, что был раньше. «Белочка, Белочка, ты слышишь меня? Я люблю тебя, мой Бельчонок! Пожалуйста, не плачь! Мы всегда будем вместе! И в горе, и в радости! Пока смерть…» Распахиваю глаза. Нет, только не об этом. О смерти думать не нужно. Встряхиваю головой. Решительно вытираю слезы. Хватит. Хватит ныть. Хватит себя жалеть. Нужно жить. Как бы ни было больно. Как бы ни было тяжело. Нужно приходить в себя. Завтра на работу.