Даниэла Стил - Перемены

— Салли… Салли, это я, Питер Галлам… Я здесь, и с тобой все в порядке. — «Пока». Но он не сказал ей этого, он запрещал себе даже думать о худшем. Она жива. Она все перенесла хорошо. Она будет жить. Он сделает все возможное, чтобы она выжила.

Он просидел еще час у ее постели, наблюдая за ней и заговаривая всякий раз, когда Салли приходила в сознание, и даже добился от нее слабой, еле уловимой улыбки. Около часа дня Питер заглянул в кафетерий, чтобы слегка перекусить, и ненадолго зашел в свой офис, прежде чем вернуться в больницу на обход пациентов в четыре часа, а в половине шестого уже ехал домой, снова вспоминая Анну. Ему все еще трудно было смириться с мыслью, что дома его никто не ждет. «Когда же я перестану надеяться снова увидеть ее? — спросил он как-то своего друга полгода назад. — Когда окончательно пойму, что ее больше нет?» Страдания последних полутора лет оставили свой отпечаток на его лице. Раньше его лицо выражало только силу и уверенность в том, что ничего плохого никогда не случится. У него было трое прекрасных детей, идеальная жена, карьера, которая редко кому настолько удавалась. Он прекрасно добрался до вершины, без особых сложностей, и ему нравилось там.

А что теперь? Куда ему идти и с кем?

В то время как Салли Блок лежала в своей палате в отделении интенсивной терапии в центральной городской больнице Лос-Анджелеса, на телестудии в Нью-Йорке все было залито особым светом. Он казался ослепительно белым, напоминая камеры для допросов в фильмах о войне. В не освещенных прожекторами углах павильона было прохладно и гуляли сквозняки, но в центре, где соединялись лучи, казалось, что у вас натягивается кожа от жары и слепящего света. Создавалось ощущение, что все в помещении сфокусировалось на объекте, попавшем в луч прожектора, усиливаясь с каждым мгновением. Людей тоже притягивало в центр луча, в эту узкую полоску, на островок сцены, к безликому коричневому столу и ярко-голубому заднику с единственным начертанным на нем словом. Но взгляд останавливался не на этом слове, а на пустом кресле, похожем на трон, ждущий своего короля или королеву. Вокруг слонялись техники, операторы, гримеры, парикмахер, два помощника режиссера-постановщика, режиссер, любопытные, важные, необходимые и просто зеваки, стоящие всегда ближе всех к пустой сцене, пустому столу, на который был направлен пронзительный луч прожектора.

— Пять минут!

Это был знакомый призыв, обычная сцена, тем не менее выпуск вечерних новостей в некотором роде походил на шоу-бизнес. В белом свете прожекторов витала легкая аура цирка, магии и знаменитостей. И сердца начинали учащенно стучать при звуке слов:

«Пять минут! Три! Две!» Такие же слова можно услышать в коридоре за сценой на Бродвее или в Лондоне, когда выплывала какая-нибудь примадонна на сцену.

Здесь не было такого величия; команда стояла в кроссовках и джинсах, однако здесь тоже присутствовали своя магия, взволнованный шепот, ожидание, и Мелани Адамс всем своим существом ощущала это, решительно ступая на подмостки. Как всегда, ее появление было отточено до совершенства. До выхода в эфир у нее оставалось ровно сто секунд. Сто секунд, чтобы еще раз просмотреть свои заметки, бросить взгляд на лицо режиссера, нет ли чего-нибудь экстренного, о чем ей следует знать, и сосчитать про себя до десяти, чтобы успокоиться.

Как обычно, это был долгий день. Она закончила репортаж о детях, ставших жертвами насилия. Тема была не из приятных, но Мелани прекрасно справилась с ней. К шести часам усталость начинала сказываться. Пять… Пальцы помощника режиссера показывали последний отсчет… Четыре… три… две… одна…

— Добрый вечер. — Отработанная улыбка никогда не казалась натянутой, а волосы цвета коньяка блестели в свете софитов. — Вас приветствует Мелани Адамс с вечерними новостями.

«Президент выступил с речью, в Бразилии произошел военный переворот, акции на бирже резко упали, а на местного политического деятеля сегодня утром было совершено нападение, когда он выходил из своего дома». Были и другие новости, передача, как всегда, шла без заминки. В облике Мелани чувствовалась убедительная компетентность, дававшая ей прекрасный рейтинг и объяснявшая ее огромную популярность. Она была известна всей стране уже более пяти лет, хотя мечтала совсем о другой карьере. Она изучала политологию, когда в девятнадцать лет была вынуждена бросить колледж из-за рождения близнецов. Казалось, с тех пор прошло столько времени. Телевидение уже давно стало ее жизнью. И еще близнецы. Было у нее и кое-что еще, но работа и дети всегда оставались на первом месте.