Дарья Волкова - Малыш, который живет под крышей (СИ)

— Тебе нельзя давать возможности думать. Тебе это вредно.

— Бессовестный!

— Угу. Я бессовестный и я тебя люблю. Давай спать.

— Дяденька, отпустите меня хотя бы в туалет!

— Опять? — Кира возмущенно зашипела, а Макс со смехом разжал руки. — Давай быстро.

Когда ее, вернувшуюся после туалета и душа, привычно прижали к боку и проворчали про холодные ноги, Кира счастливо улыбнулась. Шепнула «Я люблю тебя» прямо в упрямыйшершавый подбородок, уткнулась носом под ключицу и заснула быстрее Макса.

Утро субботы прекрасно тем, что ты просыпаешься сам. Не потому, что звонит будильник. Не потому, что тебя кто-то будит. А потому, что ты выспался. Что может быть прекраснее?

Макс лениво открыл один глаз. Прищурился от яркого солнца. А вот спящей на соседней подушке Кире солнце нисколько не мешало. Темные, почти черные волосы на белой наволочке. Обнаженное плечо. Макс приподнялся на локте, разглядывая все, что было доступно — темноволосый затылок, угол острой лопатки, плечо с совой в обрамлении замысловатых узоров. Легко коснулся контура орнамента и задумался. А хотел бы он, чтобы этой татуировки не было на ее плече? Чтобы Кира никогда не встречала Лекса, и не было этой гнусной истории? И не появилась сова на ее плече? Хотел бы Макс этого?

И вдруг понял, что нет. Не хотел бы. Вот если бы встретил сейчас каким-то случаем Лекса — морду бы начистил без размышлений. За все хорошее, как говорится. Но специально — искать, ворошить прошлое — не будет. Прошлое должно остаться в прошлом. А у них с Кирой впереди — будущее. Их общее будущее. Много-много их совместного будущего.

Прижался к своему будущему всем телом. Вздохнул удовлетворенно. Есть вещи, идеально созданные друг для друга. Например, субботнее позднее утро, утренний же стояк и голая любимая девушка рядом. Идеально.

Макс прикоснулся губами к тату. Это часть Киры, без него это была бы не его Кира. И оно идет Кире, и вообще, Кира идеальна вся. И эта татуировка тоже идеальна.

— Доброе утро.

— Доброе, — спросонья голос у нее с особенно приятной хрипотцой. Макс отодвинулся, давая ей возможность повернуться лицом. И она повернулась. Посмотрела сквозь ресницы — даже без туши они у Киры длинные и черные.

— Не смотри на меня так, Макс.

— Как — «так»? Как, по-твоему, должен смотреть влюбленный мужчина на голую любимую девушку в своей кровати?

— Понятия не имею, — она вдруг отвела взгляд. А потом совсем отвернулась. — На меня так никогда не смотрели.

— Кира… — он потянулся к ней. Легко коснулся губами — скула, кончик носа, уголок рта. — Кирюша…

— Когда ты так на меня смотришь… — она снова повернулась лицом к нему. — У меня просыпаются странные желания.

— Какие, например?

— Например… варить тебе борщи и печь ватрушки. Гладить твои рубашки. Встречать тебя вечерами с работы. И прочая подобная чушь.

— Почему чушь? — Макс придвинулся совсем близко, чтобы глаз уже не отвела. — Нормальные желания. У меня как раз несколько рубашек неглаженных в шкафу скопилось.

— Макс…

— Доброе утро, любимая.

И только после поцелуя она смогла ему ответить тем же.

— Доброе утро, любимый.

А любимый все целовал и целовал ее. Лицо, шею, плечи, ниже… Прервался. Выдохнул.

— И вам, девочки мои любимые, доброе утро. Прекрасно выглядите.

Кира звонко прыснула.

— Перестань!

— Не мешай нам, женщина.

А потом он замолчал — к обоюдному удовольствию. Но когда его поцелуи опустились в район пупка, Макс был остановлен.

— Максимка, иди ко мне… — она легко потянула его за волосы.

— Чуть позже.

— Макс, пожалуйста… — пришлось уже просить. — Не надо…

— Как это «не надо»… — Макс увлеченно нацеловывал ей кожу ниже пупка. — Очень даже надо. У тебя такой живот красивый.

— Максим…

— Тшшш… Все будет хорошо.

— Не надо, — тут она всхлипнула. — Пожалуйста.

Вот на это он среагировал. Оторвался, тяжело дыша. Приподнялся на руках, заглянул в глаза.

— Кирюш, ты чего? Девочки же любят куни. Я не великий умелец, но буду стараться, обещаю.

— Не надо, — повторила она.

— Почему? — Кира успела забыть, какой он может быть невозможно упрямый. Но звуки вдруг перестали складываться в слова. И она просто отвернулась.

Макс смотрел на ее повернутое в сторону лицо, на тонкий профиль на белой подушке, на разгорающийся на скуле румянец.

— Ой… Ой-ей-ей… Кажется, караул. Кирааа… Ты что… Тебе ни разу не делали куни?