Иосиф Гольман - Отпусти кого любишь

– Завидуешь? – засмеялась сестра. – Небось сама-то успела покрутить?

В морге уже никого не было. Санитарка большим ключом открыла двустворчатую железную дверь. Они вкатили каталку в помещение и из солнечного дня сразу попали в сумеречный полумрак. В еле горевшей лампочке даже нить была видна.

Все места на лежаках были заняты. День был урожайным. Здесь и бабушка-хроник из планового отделения, и утренний сбитый, и сердечник из кардиологии. Плюс вчерашние. Все, как положено, с номерами. Подбородки подвязаны.

– Куда ж тебя положить-то, прости, господи… – задумалась старуха.

В этот момент хрюкнула, заработав, холодильная машина. Вобрала в себя весь ток, и лампочка, и без того еле тлевшая, вовсе погасла.

– Баб Моть! – заверещала Наташка.

– Здесь я, не ори, шалава! – своеобразно успокоила опытная санитарка.

Лампочка, мигнув, снова вспыхнула.

– Придется на пол ложить, – наконец приняла решение старуха.

– Он смотрит!!! – теперь уже по-настоящему заорала Наташка.

– Кто смотрит? – не поняла баба Мотя и посмотрела на покойника.

А он смотрел на нее.

Ожившего покойника положили в блатную палату. Маленькая, всего на две койки, рядом с ординаторской, чтобы успеть прибежать по первому зову. На стенках над койками – работающие кнопки вызова, давно срезанные в палатах общих. Чтоб не беспокоили. Все равно младшего персонала не хватает. Ну и чего названивать?

Здесь лежали родственники врачей, местное начальство. В последнее время – так называемые коммерческие больные. Сейчас вторую койку занимал Леонид, журналист, нервный, но веселый. В общем-то, неплохой мужичок лет за сорок. Не родственник и не коммерческий. Скорее свой.

Его здесь знали и любили, он не раз писал о самоотверженной работе хирургов экстренного отделения. Язык у него был хороший. И под пером Леонида обычные больничные будни становились чем-то похожими на знаменитый американский сериал.

Лечился он от болей в животе. Точнее, не столько от болей, сколько от страхов. Болезнь третьего курса. Все болезни, о которых писал, находил у себя. А поскольку совсем здоровых людей не бывает, то, накручивая на реальные болячки еще и мнимые, раз или два в год ложился на пару недель подлечиться. Ему спокойнее, а персоналу веселее: Леонид знал не одну сотню анекдотов и умел найти подход к сердцам медсестер.

А на второй койке, соответственно, лежал едва не списанный мужчина. Снова без сознания, но состояние, по словам врачей, было стабильным. Травмированный по-прежнему был безымянным, несмотря на то что пошли вторые сутки после его поступления. Приходили оперы, щелкнули «Полароидом», но сказали, что пока его никто не ищет. На том и расстались.

Иван Семенович в который раз разглядывал рентгенограммы. Он их и в кабинете смотрел, на просмотровом столе. И с рентгенологом долго беседовал. Теперь вот – в палате, рядом с койкой пострадавшего.

Иван Семенович чувствовал себя неуютно. Это не он вчера осматривал больного и подписывал заключение о смерти. Но он дал команду везти живого человека в морг. И это накладывало на него некие обязательства, правда, самому ему пока неясные. Их просто как-то невидимо связало. Вот и ходит сюда по десять раз на дню. И наблюдает одну и ту же совершенно безрадостную картину.

Жизненные показатели в норме, состояние стабильное. Сознания нет. И неизвестно, будет ли. Зато известно, что ходить – да что там ходить – шевелиться даже! – этот больной не будет никогда.

Иван Семенович осуждающе глянул на еле видную полосочку, змеившуюся через шейный позвонок на одном из рентгеновских снимков. Именно эта сволочная полоска сделала еще молодого и сильного человека полнейшим инвалидом. А второй снимок – затылочной части черепа – заставил рентгенолога предположить, что дальнейшая жизнь этого человека, вполне возможно, будет чисто растительной. Впрочем, на этот счет у Ивана Семеновича было свое, более оптимистичное, мнение.

– Что, Иван Семеныч, не просыпается? – поинтересовалась баба Мотя, тоже заходившая в палату явно чаще, чем этого требовали ее служебные обязанности.

– Пока нет, – ответил доктор.

Леонид молча наблюдал происходящее со своей койки.

– А очнется?

– Думаю, да. Давление стабильное, кровь неплохая. У него просто железный организм.

– Слава богу, что мы вчера задержались в холодильнике. Если б быстро выложили, он бы ночью от холода помер.

– Знать бы, что лучше… – задумчиво произнес доктор. И осекся: на него пристально смотрел больной.