Ален Роб-Грийе - Встреча [= Свидание]

Припомнила она необъяснимые мельчайшие подробности: ночное поскрипывание во время супружеских объятий в скрытом от чужих глаз алькове, которое нельзя было перепутать со скрипом матраса; громкое, непонятно откуда раздававшееся в комнате тиканье будильника.

Кроме того, обнаружила Бланш, что у него иногда начинало подергиваться то правое, то левое веко и тогда его серые, не слишком выразительные глаза напоминали подфарники автомобиля, сворачивающего с дороги. Прочие признаки из области механики взбудоражили ее окончательно.

Позже она уверилась в еще более тревожных — воистину дьявольских — аномалиях: ее муж ничего не забывал! Его поразительная память на незначительные события повседневной жизни, а также необъяснимая скорость, с которой он в конце месяца подсчитывал семейный бюджет, навели Бланш на одну коварную мысль. Она захотела разузнать о нем побольше, и у нее родился план, достойный Макиавелли.

Тем временем дети — и мальчик, и девочка — опустошили тарелки. А я тут переливаю из пустого в порожнее, когда мне самому не терпится уйти из этого бистро и узнать, куда мы отправимся дальше. Быстро перехожу к заключению:

— К сожалению, — говорю я, — именно в этот момент случился Семнадцатый крестовый поход, робота призвали в колониальные войска пехотинцем в третий танковый взвод. Он отплыл в Марсель, а оттуда отправился на Ближний Восток воевать с палестинцами. Поскольку все рыцари носили доспехи из нержавеющей стали, особенности телосложения робота вскоре перестали замечать. Но ему больше не пришлось ступить на землю милой Франции, ибо как-то летним вечером у стен Иерусалима он тихо умер, никого не потревожив. Отравленная стрела неверного пробила кольчугу, что и явилось причиной короткого замыкания в его электронном мозгу.

Мари поморщилась.

— Дурацкий конец, — сказала она. — Некоторые сюжетные ходы удачны, но у тебя не получилось по-умному их проработать. Помимо прочего, совсем не вышло создать живых симпатичных персонажей. Когда в конце герой умирает, слушателей это абсолютно не трогает.

— Когда герой наш пал на поле брани, скажи, ты пала духом? — спросил шутливо я.

На этот раз мне удалось, во всяком случае, добиться прелестной улыбки в ответ на мой требовательный тон учителя словесности. Ответ она выдержала в той же пародийной манере:

— Когда же вы поведали, мой друг, о том, как на балу впервые они увиделись и как любовь меж ними вспыхнула, я, право, восхитилась рассказом вашим. Ужин завершив, мой брат и я, мы горько пожалели, что повесть столь короткая была, однако мы тотчас почувствовали ваше нетерпенье. — Далее стиль переменился: — Я хочу выучиться на героиню романа. Хорошая профессия, и можно будет жить в прошедшем историческом. Правда, так гораздо красивее?

— Я не наелся, — неожиданно прервал нас ее брат. — Теперь я хочу пиццу.

Видимо, он пошутил, потому что оба хохочут. Почему — непонятно. Вероятно — это их особый юмор. Следует очень долгое молчание, которое представляется мне дырой во времени или пустой страницей между двумя главами. Из чего заключаю, что должно произойти что-то новенькое. Жду.

Мои юные товарищи, вроде, тоже ждут. Мари берет нож с вилкой и развлекается тем, что пытается удержать их на весу, приставив кончиками друг к другу; затем она кладет их крест-накрест посреди стола. Она настолько всерьез поглощена невинной забавой, так скрупулезно что-то рассчитывает, что мне видятся в ее опытах некие кабалистические знаки.

К сожалению, я не умею толковать эти фигуры. А может, никакого особого значения в них вовсе нет. Как свойственно детям и поэтам, Мари любит играть со смыслом и бессмыслицей. Соорудив свою конструкцию, она сама себе улыбается, а Жан допивает содержимое стакана. Оба молчат. Чего же они ждут?

Молчание нарушает мальчик:

— Ничего не бойтесь, — говорит он мне. — Пиццу мы придумали, чтобы вас позлить. В этом кафе уже несколько месяцев, кроме горячих бутербродов, ничего не подают. Вы спрашивали, чего мы ждем, так ведь? Просто рано было еще уходить, вот и все. А теперь пора.

Подобно сестре, он изъясняется, как взрослый. К тому же он называет меня на «вы». С того момента, как я увидел его впервые, прошло больше часа, но он ни разу еще не произносил столько слов в один прием. Теперь мне стало понятно, почему он так упорно молчал.

Просто у него ломается голос, и он боится, что над его визгливыми, неожиданно срывающимися посреди фразы интонациями будут смеяться. Может быть, поэтому они с сестрой хохотали: в слове «пицца» есть сочетания звуков, которые могут повредить его голосовые связки.