— Так вот, слушай, что я тебе скажу, — объявил Джим, закончив. — Ты — следующий в очереди на получение кабинета. Потерпи немного.
— Откуда ты знаешь, что я — следующий?
— Я об этом позабочусь, Бенни, можешь не волноваться. Но ты должен дождаться, чтобы кто-нибудь ушел. Мы ведь не можем выкинуть кого-то из кабинета, который он уже занимает, и отправить в бокс.
— Меня выкидывали из кабинета и отправляли в бокс.
— Ты тогда потерял работу.
— Ну, это подробности, — отмахнулся Бенни. Он откинулся на спинку стула. — Ты пойми меня правильно. Я тебе бесконечно благодарен за то, что ты навел меня на эту работу, нет вопросов. Но маленькое агентство не устраивает меня в том смысле, как оно устраивает тебя. Я не могу все время видеть перед собой одних и тех же тридцать человек. Мне нужно несколько этажей. Я понял это про себя. Я принадлежу к людям, которые могут обитать только в многоэтажных помещениях. И мне необходим кабинет. Я тоскую по моему прежнему кабинету. Я тоскую по людям. Знаешь, по кому я тоскую? Я тебе скажу, по кому я тоскую, — вздохнул он. — Я тоскую по старине Бриццу.
— Как ты можешь скучать по старине Бриццу? Ты его толком-то и не знал. А если ты и скучаешь по нему, — добавил Джим, — то потому, что он был старый и умер, а никто из здешних ничуть на него не похож.
— Джим, ты стал прожженным циником, — заметил Бенни. — Причину этого я вижу в разлагающем влиянии власти. Я скучаю по старине Бриццу, потому что, когда бедняга Брицц откинул коньки, вы, ребятки, отвалили мне по десять баксов с рыла. — Он через стол наклонился к Джиму и, понизив голос, сказал: — Чего мне не хватает, так это «скорбного списка знаменитостей». Да тут мне даже тотализатор по Суперкубку не устроить. Что случаюсь с этими людьми? Я не кликаю мышкой и схожу от этого с ума. Я соскучился по кликанию. Кстати. — Бенни снова откинулся на спинку, — кто такой Ханк Ниари?
Звук этого имени заставил Джима задуматься.
— Ханк Ниари, Ханк Ниари. — Он нахмурил лоб, глядя вдаль и медленно, методически, нараспев повторяя это имя, словно какое-то слово, лишенное всякого смысла. — Ханк. Ханк. Ханк.
— Мы вроде с ним работали, а?
— Ханк Ниари, — повторял Джим. — Ханк Ниари.
— Так мы с ним работали, Джимми?
— Подожди минуточку… — сказал Джим. — Мы с ним работали.
— Ниари, — повторил Бенни, вприщур глядя на Джима. — Ханк Ниари.
— Ханк Ниари, — вздохнул Джим. — Никак не могу вспомнить.
— Ох, голова с дыркой, — вздохнул Бенни, качая головой.
— У меня тоже. Знаешь что? Позвони Марсии. Она наверняка знает.
Бечни покачал головой.
— Сейчас я не могу позвонить Марсии. Она на меня злится.
— С чего это она на тебя злится?
— Джим, у меня есть для тебя история! — воскликнул Бенди. — Это лучшая история из всех, что тебе доводилось слышать. Подожди секунду, я принесу еще кофе.
— Нет, Бенни…
— Что?
— Через десять минут у меня совещание.
— Черт.
— Не переживай, — сказал Джим, видя, что его приятель разочарован. — Десять-то минут у меня все же есть.
— Хорошо, я обойдусь без кофе. Но будь добр, — попросил Бенни, — позволь мне сидеть в твоем кресле, пока я рассказываю.
— Ты серьезно?
Бенни встал. Джим тоже встал, хотя и неохотно, и они поменялись местами. Бенни улыбнулся — теперь он был на той стороне стола. Он мог смотреть в коридор, видеть проходящих людей и приглашать их зайти.
— Майкл, — закричал он в коридор, — Майкл, зайди и послушай, что я расскажу. Это удивительная история. Тебе понравится.
Майкл остановился лишь на секунду и, засунув голову в кабинет Джима, сказал:
— Не могу, я опаздываю с этим информационным письмом.
Он тут же исчез, и Бенни воздел руки, демонстрируя недоумение.
— Ты видел? — спросил он. — Теперь ты понимаешь, о чем я говорю? Эти люди больны.
— Бенни, он опаздывает с письмом.
— Да что такое десять минут, если можно выслушать хорошую историю?!
— Бенни, расскажи свою историю мне.
И тогда Бенни рассказал историю о том, почему Марсия злится на него. Устроившись снова работать на полную ставку, он стал замечать некое явление, которое, казалось, происходило только на работе или, по крайней мере, чаще происходило на работе, чем где-то в других местах. Явление это состояло в следующем: один человек что-то говорил, а тот, кто слушал, абсолютно не имел никакого представления, о чем он или она ведут речь, но, боясь показаться невежливым или, хуже того, невежественным или, напротив, не желая больше тратить попусту время, мог просто кивнуть или рассмеяться на ходу вместо того, чтобы остановиться и спросить, что же тот, другой, имеет в виду. В особенности это было справедливо относительно кухонных разговоров, кухонных сплетен и других видов пустой болтовни. Люди были безразличны к тому, что говорилось, или их мысли занимало другое, или же они давно решили для себя, что все разговоры во время рабочего дня по большей части идиотский треп.
Читать дальше