Екатерина Двигубская - Ведьмы цвета мака

— Что? — прошептала она и уткнулась в его плечо. Иван покачнулся — он посмотрел на её шрам над верхней губой, у бывшей жены был такой же. Марина потянулась.

— Я разгадал, что люблю тебя.

— За что?

— За то, что ты женщина, а я мужчина. Остановись, мгновенье, ты прекрасно! — Иван опустил её на кровать и что-то записал в блокнот, который лежал около изголовья.

Через три часа Иван стоял перед дверью в лабораторию и искал ключ, его нигде не было.

— Вот дурак, дома забыл!

Он повернулся, чтобы уйти, но из комнаты донёсся звук гэдээровского приёмника, женщина из советских времён пела о потерянной любви. Иван поморщился, толкнул дверь — в лаборатории никого не было.

Иван принялся прибираться на своём рабочем месте, всё было закидано ненужными бумажками, чашка старого чая замерла на краешке стола, и ни одной ручки, всё растащили незадачливые коллеги, как в таких условиях можно работать — непонятно, немыслимо, противоестественно! Он с досады погладил по зелёному стеблю лилии, цветок ластился к нему. Иван вдруг почувствовал, что он абсолютно одинок, мучительное ощущение охватило его, ему стало до физической боли жалко себя. Он набрал Маринин номер телефона, чтобы рассказать, как в детстве он пропустил через живую лягушку электрический ток и с каким смешанным чувством смотрел на неё. С одной стороны, ему было жалко, с другой — хотелось понять, что с ней будет происходить. Он вспомнил немое лицо отца, проступавшее из темноты, так случалось всякий раз на протяжении тридцати лет, когда грудничок с врождённым пороком сердца умирал под его руками. Эти большие руки хирурга, который спас не одну жизнь, опавше лежали на коленях. Он сидел со снулым лицом и смотрел, как стирается в стиральной машине бельё, и это успокаивало его, а утром бежал пять километров. Однажды от всего этого он уехал на солнечный остров — Таити, и у него случился роман, родилась дочка со смехом, как брызги солёной воды. Когда мама узнала о таитянском увлечении отца (пришло анонимное письмо), она целую неделю не могла ни с кем разговаривать, а потом собрала вещи папы и выставила их около входной двери. Вскоре они развелись. Лицо мамы, женщины умной, одарённой, положившей всю свою жизнь на воспитание собственного мужа, стало детским и в то же время старым…

Марина не подходила к телефону, Иван с досадой стукнул трубкой об стол, чуть не заплакал. Вдруг дверь отворилась, и на пороге появилась Нина. Она несла в руках чашку горячего чая, а её большие, обычно печальные глаза светились счастьем.

— Нина, сколько раз повторять, чтобы ты не оставляла комнату открытой. И приберись, пожалуйста, выброси ты эти дурацкие коньки и детские лыжи — работать невозможно. Кстати, всё забываю тебе сказать, моя невеста купила твою юбку.

— Ты уже говорил. Чаю хочешь? — неожиданно погрустнев, сказала Нина. Она распустила пучок, волосы рассыпались по плечам, в этом жесте чувствовалось отчаяние и решимость, она отвернулась к стене, мучительно поджидая голос Ивана. Ей хотелось подойти к нему и обнять, чтобы он наконец заметил её — ведь невозможно вместе работать семь лет, вместе оставаться на ночную смену, когда в институте почти никого нет, вместе на рассвете уходить и не влюбляться. А какая-то чужая сука соблазнила его, увела в свой бабий мир!

— Ага, — рассеянно ответил Иван, посмотрел на солнце и наконец достал замызганный блокнот. Нина, закрыв лицо, вышла из комнаты, Иван так ничего и не заметил…

Прошло шесть часов, Иван продолжал писать и обсчитывать результаты последней серии опытов. В комнату тихонько вошла Нина, она опять несла горячий чай и бутерброды. Она задержалась напротив Ивана и закашляла, чтобы он обратил внимание на её новую причёску — она успела завить волосы. Иван поднял лицо, его глаза на секунду зацепилась за кудряшку, а потом опять соскользнули вниз.

— Если женщина не скрывает свой возраст, она или дура, или героиня. Я не отношусь ни к тем, ни к другим, поэтому отныне никто не знает, сколько мне лет. Поешь.

Иван ничего не ответил. Зато Пеструша с обрезанным клювом деловито зашагал по жёрдочке и прочитал отрывок из недавно выученного стихотворения:

Чую, сердце так много любило,

Это сердце терзалось так много,

Что и в нём умаляется сила,

И не знаю, дойду ли до Бога.

Нина с недоверием приблизила своё лицо к клетке с птицей. Пеструша, как волна, набежал на неё и призывно чирикнул, Нина отпрянула.

— Я к кому обращаюсь? — Женщина положила руки на плечи Ивана, подавшись вперёд, заглянула в тетрадь.