Анри Труайя - Голод львят

— Расскажи еще историю о хирургической операции в джунглях! — напомнила Даниэла.

— Это, может быть, не подходящий момент, — сказал он. — Я испорчу вам аппетит!

Супруги Совло заверили, что у них крепкие нервы. «Вот люди, которым как минимум сорок, и, несмотря на это, с ними не чувствуешь дистанции», — заключил Даниэль в порыве воодушевления. И, предоставив овощному рагу остывать в тарелке, начал:

— Это было в окрестностях Бондуку. Наш джип увяз в болоте…

В процессе рассказа он наблюдал за своим окружением. У него возникало смутное предположение, что отец Лорана видел в нем друга сына, а мать — друга дочери. У женщин на самом деле больше интуиции, чем у мужчин. Взгляд госпожи Совло не отпускал его. И в этом взгляде ощущалось тепло и умное расположение. Как если бы она мысленно заняла место дочери и одобрила ее выбор. Одновременно и льстило, и немного смущало то, что тебя так тщательно изучает, оценивает, одобряет особа с приятной внешностью и зрелым умом. Не раз и не два он заметил, как женщины обменивались нежными взглядами. Они понимали друг друга без слов. Ему приходилось сбиваться в своем рассказе. Дани как-то призналась ему, что мать любит ее больше, чем Лорана. В этом не было ничего удивительного: Лоран прямолинеен, грубоват, необаятелен, тогда как Дани!.. «Я обедаю с ней в кругу семьи», — мысленно повторял он в восхищении. И ему представлялось, что он уже свой человек в этом доме, где суп благоухал запахами лета и где мебель предназначалась для того, чтобы ею пользоваться, а не любоваться. На десерт подали охлажденные фрукты. Как раз то, что было ему по душе!

— А вы планируете совершить еще одно путешествие? — спросила его госпожа Совло с интересом, который Даниэль счел очень лестным.

Он сразу догадался о всей тревоге Дани, передававшейся ему через стол. Слабая женщина, она восставала против зова натуры. Это была вечная борьба строительниц гнезд с покорителями горизонтов.

— Не исключено! — сказал Даниэль. — Все будет зависеть от моих занятий, от профессии, которую я выберу…

— Да, — заметила госпожа Совло, — в вашем возрасте планы меняются каждый год…

Было ясно, что она успокаивает своего ребенка. Этот союз матери и дочери растрогал Даниэля: любимый одной женщиной, он покорил обеих!

Кофе в гостиную принесла Дани, маленькая божественная подавальщица с невинным профилем. Один кусочек сахара для мамы, два кусочка для папы… Невозможно было и подумать, что она уже не девственница. И что виноват в этом был он, Даниэль, которого несведущие родители дочери осыпали знаками внимания! Даниэль крутил ложкой в напитке, черном, как его душа. Рассеять его угрызения совести могла только улыбка Дани. Она свернулась калачиком на кожаном канапе, прямо напротив матери, Лоран положил ноги на подлокотник своего кресла и так отдыхал, подняв высоко колени и опустив на сиденье спину, господин Совло, утопая в большом кожаном кресле, курил свою трубку, которая время от времени, засорившись, посвистывала. Даниэль закурил сигарету и принял непринужденную позу.

— Знаешь, папа, — сказал Лоран, — мы с Даниэлем разговаривали целый час: для нас обоих экзамен на бакалавра — это катастрофа!

— Ну и что! Пересдадите в октябре! — успокоил господин Совло.

— В октябре нет сессии! Эти мерзавцы ее отменили! Они уже не соображают, что делают! Каждый год все меняется.

— Тогда пойдете на второй год.

— В математический? О нет! Я не чокнутый! Меня интересует только философия!

Господин Совло не сказал ни слова. Он был добр и покладист. «Образцовый отец», — подумал Даниэль, гася окурок в хрустальной пепельнице.

— А ты, Даниэла? — пробормотал господин Совло, повернувшись к дочери. — Как твой экзамен?

— Но папа, после первого подготовительного года уже нет экзамена!

— В самом деле, я забыл. И что же… ты считаешь, что перейдешь в… в выпускной класс…

— Нет, — сказала она. — У меня не будет среднего балла.

— Для девушки это не имеет такого уж значения! — бойко заявила госпожа Совло.

Она вмешалась, готовая защитить Дани от возможной критики. Даниэль заметил у нее на лице выражение резковатой воинственности, горделивого восхищения своим чадом. Господин Совло глухо рассмеялся:

— Мне и в голову не приходит нападать на Даниэлу! — сказал он.

Из его трубки поднялось легкое облачко дыма. Он щурил глаза и смотрел вдаль. Даниэль предавался блаженству, нагонявшему оцепенение. Вокруг него преодолевали препятствия английские лошади. В сложившейся атмосфере его соблазняло не то, что его окружало, а нечто неопределимое — летучая гармония между людьми и вещами, непринужденность, где у каждого было свое место, нежная и братская анархия… Разговор возобновился, временами чрезвычайно близкий ему, а порой далекий, неясный. Даниэль изо всех сил старался в нем участвовать, охватываемый горячим волнением, когда его взгляд встречался с Дани. Если бы это зависело только от него, он бы остался здесь до рассвета. Однако господином Совло овладела усталость и в конце концов он сказал: