Анри Труайя - Голод львят

— Привет, старик, — сказал Жан-Марк, выходя из автомобиля.

Они крепко пожали друг другу руки.

— Это и есть новая тачка? — спросил Даниэль. — Шикарная!

— Да, неплохая. Ты давно меня ждешь?

— Порядочно.

— Идиотизм! Я выехал вместе с Кароль, и по дороге она заболела… О, ничего страшного!..

— Не уверен, — заметил Даниэль. — Болезни Кароль никогда не бывают страшными, но она с ними всем осточертела!

— Мне пришлось везти ее обратно в Париж. Потом, возвращаясь, я попал в пробку… Вот так, все неприятности сразу! По крайней мере, ты не очень волновался?

— Я и не такое видел в Кот-д’Ивуар! — заявил Даниэль, громко рассмеявшись. Как житель африканской глубинки. И взял чемодан. Жан-Марк поднял мешок и тут же поставил его на место:

— Что там внутри? Оно шевелится!

— Оно двигается, потому что живое! — сказал Даниэль. — Не открывай, они выскочат. Это фенеки.

— Фенеки? — переспросил оторопевший Жан-Марк.

— Да, подарок для тети Маду!

— Не знаю, оценит ли она его!

— Ну почему же нет? Это маленькие зверьки, очень трогательные. Они почти ничего не едят…

Он пристроил мешок и чемодан на заднее сиденье. Оставалась большая картонная коробка.

— Вот она очень тяжелая, — сказал он. — Помоги мне!

— Что в ней?

— Сувенир для Кароль. Я намучился, пока тащил его сюда, уж поверь мне! Двадцать раз хотел бросить по дороге. Но было жалко. Увидишь!

У Даниэля было столько всего показать, столько всего рассказать, что ощущение собственного богатства просто кружило ему голову. Если он немедленно не поведает о своем путешествии, он лопнет. Однако пустота в животе подавила его порыв. Поместив коробку в багажник, он рухнул рядом с Жан-Марком и сказал:

— Тебя не очень затруднит, если, перед тем как тронуться, мы перекусим?

Закусочная была заполнена на одну четверть. Скучающий официант болтал с кассиршей. Сидя в глубине зала, Даниэль поглощал громадную порцию тушеной квашеной капусты с копченостями. Расположившись напротив, Жан-Марк ждал, когда остынет его эскалоп по-венски, от которого он отрезал по кусочку. Усталый, подавленный, он восхищался братом: тот ел, пил, говорил с одинаковым воодушевлением. Несомненно, Даниэль возмужал за время поездки… Но на вид почище клошара! Светлые волосы тусклыми прядями падают на лоб, на уши, рубашка, поношенная и грязная, расходится у шеи, черные ногти, обгоревший кончик носа, ссадина в уголке рта и оторванная пуговица на куртке! Как узнать, все ли, о чем он рассказывает, правда? С полным ртом, с блестящими глазами, Даниэль говорил о посещении лепрозория, церемонии фетишистов в заброшенной деревне, о рискованных экспедициях в джипе по джунглям вместе с каким-то врачом…

— …И тут вдруг наша машина наткнулась на целую колонию муравьев-хищников. Они простираются как пелена, окружают трупы, пожирают все, что им попадает в жвалы: гиена, буйвол или пантера… Больше часа мы с ними боролись… Приходилось отрывать их от кожи по одному… А это все с кровью. О, старик!.. Какая пытка!..

Жан-Марк кивал головой, время от времени из вежливости задавал сквозь зубы какой-нибудь вопрос и одновременно ощупывал кончиком языка клочок омертвевшей кожи у себя за щекой. Эти бойскаутские истории ему порядком наскучили. Веселость, наивность, аппетит брата в сочетании с уродством этой закусочной в конце концов стали невыносимы. Холодная печаль так тяжело лежала у него на сердце, что временами ему казалось, что он задыхается. Однако он, наверное, должен быть счастлив, что порвал с Кароль. Никогда бы он не поверил, что найдет смелость разговаривать с ней так, как говорил, когда остановил машину. Правда, она сама, не подозревая того, подтолкнула его к жестокости. Ее бледность, умоляющий взгляд: «Жан-Марк… Ты не можешь забыть обо всем… Или же я чего-то не знаю… Ты должен мне объяснить… Кто стал причиной того, что ты от меня отвернулся? Что я такого сделала, что тебе не понравилось? Я шокировала тебя? Ты пресытился нашей любовью? Ты, по крайней мере, не болен?..» Говоря это, она повернулась к нему и вынула у него изо рта сигарету, которую он только что закурил. «Поцелуй же меня, Жан-Марк!» Ее рука легла ему на затылок. Лицо приблизилось. И по-прежнему этот дурацкий ожог во рту. Это было невозможно. Невозможно из-за отца, из-за Даниэля, из-за ожога… Жан-Марк инстинктивно отпрянул. Неожиданно его охватил гнев. Он ненавидел ее за то, что она была для него такой желанной. Что он сказал ей? Какие-то бессмысленные фразы: «Послушай, Кароль, хватит уже!.. С меня довольно всех этих историй!.. Я перевернул страницу, ты должна сделать то же самое!.. Иначе ноги моей больше не будет в доме!..»