Франц Таурин - Каторжный завод

Представление было удовлетворено генерал–губернатором Восточной Сибири, и Матвей Скуратов получил первую лычку на суконный погон.

Сам‑то он не очень этим прельстился, но хозяйка его, Аксинья Пантелеевна, была рада чрезмерно. По чипу урядника третьей статьи годовой оклад составлял сорок восемь рублей, то есть без двух целковых двое против прежнего.

После этого вскорости и домишко свой поставили. И место хорошее приказал господин полковник отвести Матвею Скуратову — на главной улице, почти насупротив заводской конторы.

Как перебрались из казармы в свой дом, мать повеселела и словно расцвела.

— Слава богу, довелось пожить в достатке и уважении. Дай бог здоровья заводскому начальнику!

— Мы‑то, Аксюша, в достатке, — сказал отец в ответ, — а глянешь вокруг, как люди живут, так и честной кусок в горло не идет.

— Что люди? —не соглашалась мать. —Меньше зелья пить надо да бродяжить. Ты, Матвей Корнеич (она с первого дня замужества так уважительно называла своего мужа), не чужими трудами живешь, а своими. И каждому дорога не заказана.

— Кому какая дорога, не сразу разглядишь, — заметил отец вполголоса.

Но мать последнее слово оставляла за собой:

— У кого глаза не застит, разглядит, а кто свои с утра зельем зальет — винить некого.

Отец не перечпл. Дома он был смирный и в спор без нужды не вступал.

Одевала мать Настёньку чпсто, и с нею охотно играли две девочки, что жили напротив, в небольшом флигеле, во дворе заводской конторы. Младшая была ровесница Настёнке, и мать девочек — чиновница Аргунова, — увидев однажды в руках у слободской девчонки книжку и, к удивлению своему, убедившись, что читает эта девчонка весьма бегло, сказала Аксинье Скуратовой, чтобы та посылала дочку к ним во флигель.

К Аргуновым ходил на дом учитель из заводской школы. Но сестры учились лениво. Чиновница решила попытать, не пойдет ли дело на лад, если у дочек перед глазами будет пример, достойный подражания.

Настёнка не только бегло читала. Она умела писать и знала таблицу умножения. Всему этому научил ее отец. Мать вначале косилась и недоуменно вздыхала: зачем девке грамота? Но потом привыкла, что каждый вечер отец час, а то и два уделяет дочери. А теперь, когда благодаря этой самой грамоте Настёнка стала вхожа в господский дом, окончательно уверилась в пользе просвещения.

— Дочка‑то наша к Аргуновым запросто ходит, как ровня, — похвалилась Аксинья мужу.

— И нп к чему, — возразил муж. — Вороне соколом не бывать.

— Зря, Матвей Корнеич, перечишь. Там худому ее не научат. К Аргуновым учитель каждый день ходит. Все лучше, чем со всякой голытьбой по огородам шастать.

— Против ученья кто же спорит. Только барская дружба коротка.

И опять отец оказался прав. Но ему уже не пришлось в том убедиться…

Как‑то раз на исходе осени — по утрам уже заморозки ударяли — не пришел отец к обеду. Отзвонили полдень в железный лист на рудном дворе. Мать накрыла на стол, вынула из печи чугунок со щами, а отец не шел. Никогда такого не случалось. Во всем, и в большом и в малом, соблюдал он порядок.

Мать хотела уж послать за ним Настёнку, когда в окно стукнул сосед, идущий с работы.

— Матвей велел сказать, недосуг ему отлучиться. Снесли бы ему харчи туда.

— Беги, Настёнка, — засуетилась мать, — сейчас я плесну щей в горшок… Да нет, разольешь еще, снесу сама.

— Я с тобой, маманя.

Быстренько, поторапливаясь, чтобы не остыли щи, спустились к запруде, вошли в тесовый сарай с широкими, как ворота, дверями, где с грохотом и скрипом крутилось водяное колесо.

Отец в грязной и мокрой одежде сидел в углу на толстой сосновой колоде.

— И что это ты, отец, от рук отбился?

— Не шуми, мать, торопная работа. Засветло кончить надо.

В сарае было сумрачно, и мать не сразу разглядела кровавую ссадину на скуле. А когда увидела, вскрикнула и едва не выронила узелок с едой.

— Что с тобой, Матвеюшко?

— Колесом малость царапнуло.

Мать с испугом оглянулась на грохочущее колесо.

— Господи! Как ты к нему прислонился?

— Не для забавы, мать, — усмехнулся отец, — по нужде. Вншь, срочный ремонт. Ослабла плица одна, того гляди оборветься. Заклинить надо.

Ужас, с которым мать смотрела на проклятое колесо, передался и Настёнке. К этому колесу близко подойти и то страшно, а тятеньке руками за него браться да чинить его.

— Остановить бы по делу надо, — пояснил отец, отвечая на немой вопрос матери. — Да нельзя, вншь. Печь без дутья заглохнет. Приказал начальник на ходу исправлять. А то плавку загубим.