Валерий Грузин - Гибель Киева

Александр решил не вступать в пикировку ни по поводу самозахвата Владимиром лидерства в придуманной и разработанной Александром операции, ни по поводу ревнивой атаки на Цок-Цок, ни по поводу амикошонства в свой адрес. Слишком тяжело ему далось движение к цели, слишком высока была её цена и слишком близко он подобрался к ней, чтобы вот так, из-за женщины, всё полетело кувырком. Хотя… Троянская война началась из-за женщины. Да всё в мире творится мужчинами, что бы они там не говорили и какие бы сказки не сочиняли, из-за женщин. А те во все века за этим процессом наблюдают. Очень внимательно.

– Хорошо, поеду, – только и сказал он, – даже без эскорта.

На том и порешили. Шумной гурьбой отправились к Регине и там, будто на разудалой корпоративной вечеринке, пребывая в возбуждённом состоянии от предстоящего приключения, густо замешанного на реальной опасности, ибо в случае поимки всем им светило от пяти до семи лет пребывания за решёткой, веселились от души, потешались друг над другом.

На Барского водрузили парик, приклеили ему щегольские усы, и он из аристократа преобразился в раздобревшего управдома, накрывшего своим вниманием близлежащие торговые точки, подвалы и мелкий нелегальный бизнес.

Вольдемар смахивал на городского начальника среднего управленческого звена. Анатолий же, как это ни казалось странным – на добродушного милицейского майора, стыдливо распихивающего по карманам сотки. И всё же, скорее, в нём угадывался полицейский пристав, потому как майоры, а особенно подполковники, ныне предпочитают если и не костюмы от Брио-ни (это привилегия политиков), то ненамного уступающие им в цене «прикиды».

Александра гримировали первым. Он ощутил на своём лице не столько грим, сколько дрожь в пальцах Цок-Цок. Чуть позже они принялись нежно поглаживать его шею у подбородка. Образ получался карикатурный, нечто среднее между руководителем охранной фирмы и надзирателем из СИЗО. Вот с этим гримом он и отправился на кладбище, где лишние три сотки евро легко помогли решить все вопросы.

Бабьим летом в Киеве тепло днём, а по вечерам потягивает сквозняком, как будто в концах улиц забыли закрыть двери. Цок-Цок и Александр не успели сменить одежду и, вспоминая о шерстяных свитерках, зябко поёживались.

Барбара рыскала по углам, считывая послания, переданные собачьей почтой, а они остановились под раскидистым деревом.

Как-то само собой так получилось, что Александр здоровой рукой обнял женщину за плечи, и она прильнула к нему, вначале робко, затем всем телом. Он принялся шептать ей на ушко нежные слова, но она остановила его, прикрыв двумя пальчиками его губы. И, действительно, к чему слова?

И тут на голову Александра упал каштан. Обычный киевский каштан. Он поднял его. Зелёная оболочка наполовину раскололась, и в обнажившемся молочном мешочке обнажилось ядро, уютно поблёскивающее лакированной кожурой кофейного цвета, будто натёртой шведским мебельным полиролем. Александр вытащил из мешочка аппетитного вида ядрышко, поглаживая его поверхность.

– Вроде бы и рановато таскать с собой, – сказал Александр, пряча каштанчик в карман брюк. – Врачи советуют носить их с собой в кармане страдающим суставным ревматизмом. И вообще, если и существует на свете лекарство-панацея от всех болезней, так это каштан. Но у меня другая причина.

– С молью что ли бороться? – Снежана поцарапала пальчиком Александра по животу. – Или ты сейчас будешь рассказывать о том, что каштаны хорошо очищают воздух от автомобильных выхлопных газов? А может, вспомнишь, что каштаны завезли к нам из Западной Европы лет триста назад, куда они попал из Константинополя в конце XVI века? Или ты собираешься подарить его Регине?

– Поражён твоими знаниями. Может, и официальное ботаническое название по-латыни вспомнишь?

– Отчего же, вспомню: Aesculus hippocas-tanurn. Дано Карлом Линнеем.

– Вот уж не ожидал!

– Да не смотри ты на меня такими глазами, – вначале лукаво отстранившись, а затем ещё сильнее прижавшись к нему грудью, воскликнула Снежана. – Был у меня воздыхатель. Ботаник. Настоящий Паганель. Он мне о каждой травинке, о каждом кустике и дереве столько понарассказывал У меня глаза открылись, в каком мире мы живём и что нас окружает. До этого слепая, как все, ходила. Воздыхал он, воздыхал робко и несмело, а потом завёл в заросли багульника на Лысой горе. Там мы даже лисиц видели. Теперь в их норах, кажется, бродячие собаки живут. Киев – это не Москва. Тут раньше весь гербарий можно было собрать. Лоси забредали и волки. Но скоро одни вороны останутся, вместо зарослей багульника – бетонные высотки.