Шесть студентов во главе с Николаем Проволоцким двинулись к месту своей ночной работы. Когда два студента раздвинули двери вагона, Максим испытал первый легкий шок. Потому что вместо привычных картонных коробок в термоусадочной пленке его взору предстала темно-серая масса деревянных ящиков, в которых позвякивали пыльные полулитровые бутылки.
А второй шок Максим испытал пару минут спустя, когда выяснилось, что таскать ящики из вагона на склад нужно было вручную, потому что о таких понятиях, как рохли и европоддоны, в восемьдесят первом году даже не слышали.
Если с первыми двумя десятками ящиков Максим еще кое-как управился, то каждый последующий ящик стал даваться ему так тяжело, что он уже начал представлять себя в роли древнегреческого Сизифа. За полчаса работы с Максима сошло семь потов, и его стало мотать из стороны в сторону даже тогда, когда он выходил налегке из склада за новым ящиком.
«Все! Я больше не могу! К черту эту работу!» — вертелась в голове одна и та же мысль. Но, каждый раз ставя ящик в стопку, Максим внутренне говорил себе: «Еще один ящик и все, останавливаюсь».
— Все, пацаны. Десять минут перекур, — Коля вытер рукавом пот со лба и присел на стопку досок, лежащих на рампе.
Максим притулился рядом, с трудом переводя дух.
— Что, тяжеловато? — участливо поинтересовался Николай.
— Если честно, то да, — признался Макс.
— Да, Максюха. Это тебе не по заграницам ездить, — Коля по-братски похлопал Макса по плечу. — Ладно. Сейчас центр вагона разгребем. Будешь нам ящики сверху из стопок подавать. Я уже пацанам сказал, что ты первый раз на разгрузке. Так что в вагоне тебе чуток полегче будет.
— Спасибо, Колян.
Оставшиеся шесть часов прошли для Максима, как в кошмарном сне. Он уже потерял счет времени, настолько сильно он устал. Николай пытался его подбодрить, но Макс лишь вымученно улыбался, глядя на Проволоцкого ничего не понимающими глазами. И когда в вагоне осталось не более трех десятков ящиков, он усадил еле стоящего на ногах Максима на стопку досок и сам закончил работу за двоих.
— Все! Баста, — выдохнул Николай, выходя из склада.
Остальные парни, получив из рук кладовщицы половину ящика минералки в качестве премии, с жадностью поглощали грузинскую газировку. Коля тоже присоединился к ним. Открыв ключом от своей комнаты две бутылки «Боржоми», он подошел к Максиму и сунул ему в руки одну из них.
— На, попей. Полегче станет.
— Спасибо, — прохрипел Макс.
— Идти сможешь? — улыбнулся Проволоцкий.
— Попробую, — Максим с трудом поднялся со стопки досок.
— А то нам нужно еще денежку у «бугра» получить, — Коля махнул рукой остальным, и студенты потянулись гуськом к выходу с железнодорожной рампы.
Максим прихрамывая и кряхтя, как старый подагрик, направился следом за своей бригадой получать свою первую в жизни зарплату.
* * *
Вернувшись под утро в общагу, Максим, не раздеваясь, рухнул на свою койку и проспал так целый день и всю ночь. Он спал без сновидений и даже ни разу не перевернулся на другой бок. Только под утро следующего дня он проснулся от приступа дикого голода. Есть хотелось так сильно, что аж сводило живот. Поскольку он никогда раньше не испытывал такого чувства, то это не на шутку его испугало.
Поднявшись с трудом со своей койки, Максим, еле передвигая ноги, вышел в коридор и первым делом отправился на общую кухню. Вдруг там кто-то после ужина что-нибудь оставил. Есть хотелось так сильно, что чувство брезгливости, которое всегда отличало его в обычной жизни, было безжалостно растоптано другим чувством, имя которому было ГОЛОД.
Проверив все шкафы, Максим пришел к выводу, что найти остатки пищи в студенческой столовой было так же нереально, как и жизнь на Марсе. Даже крошек хлеба — и тех не было. «Они что, даже крошки за собой съедают?» — тоскливо подумал Макс.
Подойдя к окну, за которым уже проявились первые признаки рассвета, Максим прижался щекой к холодному стеклу и не в силах сдерживать свои ностальгические воспоминания, расплакался. Боже мой, как же хорошо было дома. Мама, которая всегда готовила завтрак и будила его по утрам. Отец, который всегда интересовался, как у него идут дела. Почему он никогда не ценил этого…
Чем больше он вспоминал свой дом и родителей, тем сильнее текли слезы. Услышав шаги в коридоре, Максим быстро вытер ладонью свои заплаканные щеки и, вернувшись к раковине, открыл воду.
В кухню зашел заспанный Николай и, взяв со стола алюминиевую кружку, подставил ее под струю воды, которой умывался Максим.
Читать дальше