Кир Булычев - Любимец (Спонсоры)

– Конечно, бежим, – сказала Ирка. – Ведь Сийнико сообщит милиции, тем, кто увел из питомника всех людей. Нас догонят и убьют. И никакие инспектора за нас не заступятся…

Мы побежали.

Мы бежали, разумеется, в сторону деревни и болота, где жил отец Николай. Мы все время оглядывались, ожидая погони, и в результате чуть не наткнулись на пропавший питомник.

Их согнали в мелкий густой осинник в ложбину. Они сидели, прижавшись друг к дружке; охраняли их не только милиционеры, но и люди в белых халатах – воспитатели, ученые и повара. Они так старались, они так боялись, что в лесу малыши могут разбежаться, что нас и не заметили, хотя мы подошли к ним на пятьдесят шагов.

– Вот бы позвать инспекторов, – сказал я.

– Не старайся – они улетели, – сказала Ирка.

– Тим, – просил меня Сенечка, – я тебя очень люблю, пожалуйста, давай их освободим. Ты видишь Леонору? Ну посмотри, Тимочка!

– Помолчи, – приказала Ирка. – Неужели ты думаешь, что мы не освободим их?

– А когда? – спросил мальчик.

– Это зависит от всех нас, в том числе от тебя, – сказал молчавший до того ползун.

Мы отошли от лощины, в которой от холода и страха дрожали любимцы. Пора было идти дальше, к отцу Николаю, но мы медлили.

Как будто не могли решить – идти дальше или совершить безумство и напасть на охрану.

Но судьба распорядилась иначе. Вдруг милиционеры и лаборанты зашевелились – они получили сигнал. Они стали поднимать малышей и погнали их, кружась вокруг, как сторожевые собаки, обратно в питомник.

Мы продолжили путь к болоту.

Я еле брел от усталости и тоски. Тоска овладела мной настолько, что колени были слабыми, и меня шатало.

Я вновь переживал в памяти события сегодняшнего дня, ища в них ошибку. Где мы поступили неправильно? Почему мы не смогли ни в чем убедить инспекторов? И что будет теперь? Ведь спонсоры отомстят нам и другим людям.

Ползун двигался с той же скоростью, что и я, подтягивая хвост и высоко горбя спину. Он заговорил, и я вздрогнул, потому что голос донесся снизу, от самой земли.

– Тебе кажется, мой друг, – говорил он, – что все плохо. Что мы зря лезли на эту башню и зря погиб Густав.

– Ты подслушал мои мысли.

– Это нетрудно было сделать, от тебя на сто метров печаль распространяется, – сказала Ирка, которая без устали шла впереди.

– Ничего страшного, – продолжал ползун. – Инспектора все выслушали и сделали свои выводы.

– Выводы – улететь к себе и оставить нас на произвол судьбы!

– А что они могли еще сделать? – спросила, не оборачиваясь, Ирка.

– Они… они должны были остаться и вместе с нами искать любимцев в питомнике, – настаивал Сенечка.

– Пока они бы их искали, всех любимцев удушили бы газом, – сказал ползун. – Я попросил инспекторов не принимать мер.

– Ты?

– И я попросил их улететь, не сделав никаких выводов и оставив спонсоров в растерянности. Освобождение Земли – дело многих лет. Делать это должны сами люди. Кому нужны послушные рабы спонсоров?

– Мы – рабы?

– Да, – сказал ползун. – Люди – рабы и в большинстве случаев – добровольные рабы.

Я хотел огрызнуться, выругаться, но раньше заговорила Ирка:

– Я довольна тем, как все произошло. Я боялась, что инспектора слишком близко к сердцу примут обман.

– И тогда что? – спросил я.

– Тогда? Сначала бы произошла катастрофа с кораблем инспекторов. И они бы не вернулись.

– Кто посмеет?

– Очень высока ставка… Теперь же Федерация предупреждена. Спонсоры потеряли доверие. Они сейчас будут куда осторожнее.

– Ты думаешь, Маркиза улетит к ним? – спросил я.

– Разумеется, – сказала Ирка. – Спонсоры не будут рисковать.

– Ты ей завидуешь?

Ирка широко открыла рот, чтобы я видел дыру – выбитые зубы.

– Не хороша? – спросила она зло.

– Когда как, – ответил я.

Когда она сердилась, шрам разрезающий бровь и щеку, краснел.

Ирка отвернулась и поспешила вперед. Сенечка бежал рядом с ней и рассказывал что-то веселое. Потом Ирка засмеялась и взяла его за руку.

Через два часа мы достигли землянки отца Николая. Он обрадовался нам и накормил грибным супом.

Мы намеревались все вместе с утра идти дальше. Ирка знала, куда.

До рассвета я проснулся. Меня трясло от холода. Я пытался закутаться в одеяло, но озноб не проходил. А к утру поднялся жар. У меня была сильная лихорадка.

Я пропустил три или четыре дня моей жизни. Я помню лишь то, как возле меня ходили и сидели люди, которых я знал, но не мог вспомнить их имен. Мне хотелось пить. Мне казалось, что пришли милиционеры, чтобы нас увести в питомник и сделать нам жабры. Кто-то стрелял из пулемета, а потом выяснилось, что началась гроза.