Кир Булычев: Любимец (Спонсоры)

Я ступил в мир, где громоздились кучи консервных банок, костей, сломанных предметов, битой посуды, компьютерных карт, сухой каши – я мало что мог разглядеть в темноте, но, конечно же, мое живое воображение видело эти кучи как днем.

Все мое чистое, вымытое существо противилось необходимости приблизиться к помойным кучам – тем более, что будучи бос, я сначала наступил на что-то скользкое, затем въехал пяткой в теплую податливую кучу и почти тут же напоролся на край консервной банки.

Зачем я сюда попал? Не лучше ли вернуться домой и покаяться? Согласиться на операцию? Но тут же я понял, что теперь операцией не отделаешься. Сбежавший любимец – источник микробов и заразы, психически нестабильный и опасный дикарь, и путь ему один – на живодерню!

Холмистый склон к реке был нем и насторожен – мне казалось, что я на нем не один, хотя ни шороха, ни движения я не ощутил.

Я замер, размышляя, что мне делать дальше, и неизвестно, сколько бы я рассуждал, но тут послышался приближающийся треск вертолета – его прожектор шарил по земле, и я понял – вот-вот он меня настигнет.

В ужасе я побежал по свалке, не обращая внимания, как больно моим подошвам. Я стремился к груде кирпичей, из которой поднимался обломок стены, – я прижался к нему спиной, надеясь, что он оградит меня от прожектора.

Треск вертолета раздался над самой головой – черной рыбой он показался надо мной, и прожектор опустил перед моими глазами сверкающую стену. Луч его поворачивался, намереваясь проверить, не таится ли кто за обломком стены. Я хотел уж кинуться на землю в надежде зарыться в мусор, как увидел, что у самой стены, в двух шагах от меня, – черное отверстие. Я бы и не увидел его, но в тот момент из дыры выглянула человеческая голова и спряталась вновь – это движение и привлекло меня.

В такой момент трудно запомнить детали собственного поведения. Я не запомнил своих движений, но я оказался в черной дыре, я провалился, ударяясь о металлические скобы, плюхнулся в вонючую жижу, выпрямился, чтобы не потонуть в ней, и ударился затылком о свод подземного хода; на несколько секунд я потерял сознание, потом открыл глаза – в них бил яркий свет – и закричал.

– Убери, убери! Глаза вытекут!

Рядом кто-то засмеялся. Подло засмеялся, некультурно.

– Пускай вытекут, – сказал голос.

Я постарался сесть, собраться в комок – когти наружу – хоть Яйблочко и стригла мои ногти, даже маникюрила, потому что заботилась о своем любимце и собиралась вести меня на выставку. Хоть некоторые говорят, что я не очень породистый, но это еще надо решить, кто породистый, а кто плебей!.. Я выставил ногти наружу и оскалился – пускай меня боятся.

Они смеялись.

Тогда я легонько зарычал – чтобы они знали, с кем имеют дело!

– Слушай, дай ему между глаз, – сказал женский голос. – Пускай очухается, щенок вонючий!

Тут я не выдержал и кинулся вперед на голоса, хоть и не видел их владельцев. Я готов был их растерзать, а ведь госпожа Яйблочко всегда учила меня сначала подумать, а уж потом делать, и не раз шлепала и даже порола меня, когда я совершал неосмотрительные поступки.

Поступок мой был неосмотрительным – я с кем-то дрался, но не видел с кем, и если я смог в первую секунду получить некоторое преимущество, потому что напал внезапно, то уже через минуту мне пришлось из последних сил защищать свою жизнь, отбиваясь от вонючих острых зубов и когтей – непонятно, человечьих или звериных.

– А ну, хватит! – приказал низкий женский голос. Приказал негромко, но в мою голову эти слова влетели, будто вкрученные отверткой. Полузадушенный, исцарапанный и избитый, вжавшийся спиной в холодную мокрую стену, я, наверное, и на человека не был похож…

Свет уже не только бил мне в лицо – второй фонарь загорелся сзади – так что мне видно было, что я сражался с одноглазым, без уха бородатым бродягой. Его волосатое, отвратительное на вид тело было испещрено множеством ссадин и шрамов. Бродяга тяжело дышал, из носа у него текла кровь.

– Я тебя, – говорил он тупо, – вот я сейчас тебя… с дерьмом смешаю…

Мне вдруг стало смешно. Все… и мое бегство, и мой ужас на свалке под лучом прожектора, и страшная схватка в темноте – все это кончилось глупыми словами какого-то ублюдка.

– Успеешь, – продолжал женский голос, – и я, обернувшись, увидел странное существо.

Представьте себе женскую голову – с четкими, будто вырезанными из мрамора чертами белого, молочного лица. Глаза этой женщины были велики и казались светлыми, но при том освещении я не смог угадать их цвета. Зато волосы были черные – пышной гривой они окутывали лицо и тяжелыми волнами стекали к плечам… но мои глаза напрасно искали эти плечи – голова той женщины существовала как бы сама по себе, потому что тело, должное поддерживать ее, принадлежало горбатой карлице, так что даже выпрямившись, та женщина не достала бы мне до пояса.