Стивен Кинг - Бесплодные земли

– Не смей! – завопил Джейк, перекрывая пронзительные вопли сирены. – Дело же не только в городе, такая отрава может расплыться везде, где угодно! Старики в Речной Переправе – и те могут погибнуть!

– ГАЗ НАД ДОМИШКАМИ ТИХО ПЛЫВЕТ – БОЛЬШЕ В ДЕРЕВНЕ НИКТО НЕ ЖИВЕТ, – равнодушно отозвался Блейн. – ХОТЯ Я УБЕЖДЕН, ЧТО ОНИ МОГУТ РАССЧИТЫВАТЬ ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО ЛЕТ ПО ЧАЙНОЙ ЛОЖКЕ МЕРИТЬ ЖИЗНЬ СВОЮ: ПРИШЛА ПОРА ОСЕННИХ БУРЬ, И ГОСПОДСТВУЮЩИЕ ВЕТРЫ УНЕСУТ ГАЗ В ДРУГУЮ СТОРОНУ. ПОЛОЖЕНИЕ ВАШЕЙ ЧЕТВЕРКИ, ОДНАКО, СОВЕРШЕННО ИНОЕ. СОВЕТУЮ НАТЯНУТЬ СООБРАЖАЛЬНЫЕ ШАПОЧКИ, НЕ ТО – ДО СВИДАНЬЯ, КРОКОДИЛ, СКАТЕРТЬЮ ДОРОЖКА! – Голос на мгновение умолк. – ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ: ДЕЙСТВИЕ ГАЗА НЕ БЕЗБОЛЕЗНЕННО.

– Отмени это! – взмолился Джейк. – Мы все равно будем загадывать тебе загадки, правда же, Роланд? Столько, сколько пожелаешь! Только отмени это !

Блейн расхохотался. Он смеялся долго, оглашая пустынный простор Колыбели визгливыми раскатами электронного веселья, сливавшимися с однообразным, сверлящим, прерывистым воем тревоги.

– Перестань! – закричала Сюзанна. – Перестань! Перестань! Перестань !

И Блейн перестал. Вопль сирены оборвался на середине. Воцарившаяся тишина, нарушаемая лишь стуком дождя, оглушала.

Из динамика послышался тихий, задумчивый и абсолютно безжалостный голос.

– У ВАС ОСТАЛОСЬ ДЕСЯТЬ МИНУТ, – сообщил Блейн. – НУ-С, ПОГЛЯДИМ, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ ВЫ ТАК ИНТЕРЕСНЫ.

– Эндрю.

"Здесь нет никакого Эндрю, незнакомец, – подумал он. – Эндрю давно умер, Эндрю больше нет, а вскоре не станет и меня".

– Эндрю! – упорствовал голос.

Он шел издалека, извне яблочного пресса, который когда-то был его головой.

Когда-то и впрямь жил-был на белом свете мальчик по имени Эндрю, и отец повел его в парк на западной окраине Лада – в парк, где росли яблони и стояла ржавая хибара из жести, адски уродливая и райски благоуханная. "Что это?" – спросил Эндрю, и отец ответил: здесь делают сидр. Он потрепал Эндрю по голове, велел: смелее! – и провел мальчика в занавешенную одеялом дверь.

Внутри тоже были яблоки – бесчисленные корзины, выставленные штабелями вдоль стен, а еще там был поджарый старик по прозвищу Зобатый, мышцы играли у него под кожей, извивались, как черви. Работа его заключалась в том, чтобы корзину за корзиной скармливать яблоки разболтанной лязгающей машине, которая стояла посреди комнаты. Из трубы на боку машины лился сладкий сидр. У трубы стоял второй работник (чье имя изгладилось из его памяти) и наполнял сидром кувшин за кувшином. У него за спиной стоял третий, его делом было давать подзатыльник тому, кто наполнял кувшины, если тот уж очень много проливал.

Отец Эндрю вручил сыну стакан пенного сидра, и хотя за годы городской жизни мальчик перепробовал великое множество забытых диковинных лакомств, ничего прекраснее того сладкого холодного питья он не пробовал. Он будто глотнул порывистого октябрьского ветра. И все-таки глубже, чем вкус сидра, крепче, чем то, как перекатывались мышцы Зобатого, когда он опорожнял корзины, в память мальчику врезалась безжалостность, с какой машина перерабатывала в сладкую жидкость большие, румяные золотистые яблоки. Две дюжины крутящихся цилиндров загоняли плоды под вращающийся стальной барабан с пробитыми в нем отверстиями. Яблоки сперва сдавливало, а затем они лопались, выплескивая сок в конус воронки, где фильтр задерживал мякоть и семечки.

Теперь прессом-давилкой была его голова, а яблоком – мозг. Скоро он лопнет, как лопались под барабаном яблоки, и тогда его поглотит благословенная тьма.

– Эндрю! Подними голову и посмотри на меня.

Он не мог… и не стал бы, даже если бы мог. Лучше лежать здесь, покорно ожидая пришествия тьмы. Все равно он должен быть мертв, разве чертов шкет не всадил пулю ему в мозг?

– В мозг? Да пуля и близко к нему не подлетала, остолоп. Ты не умираешь. У тебя болит голова, вот и все. Однако ты и впрямь отправишься в мир иной, коль скоро и дальше будешь лежать здесь в собственной крови и скулить… а я уж позабочусь о том, чтобы, умирая, ты, Эндрю, вспоминал свои теперешние страдания как блаженство.

Не угрозы заставили того, кто лежал на полу, поднять голову – скорее то, что обладатель всепроникающего шепчущего голоса словно читал его мысли. Он медленно сел, и его захлестнула нестерпимая мучительная боль: внутри костного футляра, вмещавшего жалкие остатки его сознания, заскользили, забегали неведомые тяжелые предметы, пробивая в мозговой ткани кровавые ходы. С его губ сорвался долгий тягучий стон. Правую щеку что-то щекотало легкими касаниями, словно там в крови ползала дюжина мух. Ему захотелось согнать их, но он знал: чтобы не упасть, ему для опоры нужны обе руки.