Дин Кунц: Вестник смерти [= Звереныш]

Доктор выключил записывающее устройство.

Какое-то время он сидел в своем офисе, почти полностью погруженном во мрак. Через окна проникал серый свет позднего зимнего дня.

Баналог думал о своем мире, где его семья теперь в безопасности. Угроза пропала; человечество прекратило свое существование. Впереди его ждало много приятных дней, которые он проведет в заботах об устройстве родного гнезда, о своих детях – выводке, насчитывающем более трехсот особей. Сколько точно, он не знал. Но гордился ими всеми.

Мысли травматолога не торопясь перескакивали с одного образа на другой, пока наконец не вернули его к действительности. Оккупированная планета. Мертвые города. Возвращенные с Земли больные наоли.

Доктора беспокоило наличие совести у Хьюланна. Геноцид – горькая пилюля, которую трудно проглотить.

Баналог повертел в руках микрофон диктофона, затем потушил свет. Казалось, в темноте комната уменьшилась до размеров чулана.

Он встал из-за стола и подошел к окну, чтобы взглянуть на павший город, который люди когда-то называли Бостоном. Он мало что мог увидеть из-за низко нависавших облаков и начавшегося снегопада.

За окном кружились восхитительные белые хлопья. Попадая на стекло, они таяли и скользили вниз, искажая вид города, в котором когда-то обитали люди.

И все-таки то, что происходило с Хьюланном, заставляло доктора волноваться. Да, это так.

Ведь были и другие наоли с такой же проблемой.

Позже, той же ночью, Фиала потянулась в своей постели, напичканной невидимыми проводами, наслаждаясь тем, как энергетическая паутина ласкает ее гибкое тело, – оно трепетало от удовольствия. Напряжение и усталость исчезли, и она чувствовала себя значительно лучше, хотя мозг ее ни на минуту не отключался. Она просто кипела от негодования. С каждой секундой ее ненависть к Хьюланну возрастала.

Не было никакой особой причины в том, чтобы на должность руководителя этой команды назначили именно его. Послужной список Хьюланна был ничем не лучше ее списка. Во всяком случае, если и был, то ненамного. А период службы был даже несколько меньше. Она не видела ни доли логики в его назначении на этот пост, за исключением лишь того, что он обладал умением дергать за нужные веревочки, в чем она была бессильна.

Сегодня Хьюланн выглядел очень уставшим и озабоченным, когда покинул раскопки раньше обычного. Его веки опускались, пока глаза не превратились в узкие щели. Губы плотно сжимались, прикрывая зубы, – он явно чего-то стыдился. Зная, что в таких случаях существует большая вероятность того, что его отправят домой для лечения, Фиала давно ожидала его отстранения от работы. Но этого не происходило.

Будь он проклят!

Она больше не могла позволить себе ждать его нервного срыва. Тот, кому удастся завершить эту работу, сможет сделать блестящую карьеру и, следовательно, упрочить свое служебное положение. Их исследования на Земле были самым значительным событием не только за всю историю археологии, но и за все время существования этой науки у наоли. И именно в Бостоне вполне могло быть обнаружено что-нибудь стоящее, как в одном из немногих городов, не превратившихся в пыль.

Фиала размышляла о множестве способов, которые могли бы ускорить конец Хьюланна, но какой именно – она не знала. Тщательно перебирая в уме различные варианты, принимая их, а затем отвергая один за другим, она отложила это занятие до утра.

А где-то в мертвом городе…

Хьюланн спал мертвым сном, хотя его сверхразум пребывал в адском напряжении. Даже под бременем забот он таким образом умел расслабиться.

А Лео соорудил себе ложе из одежды, вывалившейся из разбитого шкафа. Он зарылся поглубже, чтобы защититься от холодной ночи Новой Англии. Сбоку лежал нож, до которого Лео мог легко дотянуться в случае необходимости. Перед самым сном в его сознании возник четкий образ. Он увидел своего мертвого отца, лежащего под руинами разрушенной станции. Он резко сел в куче тряпья, словно распрямившаяся пружина. Он же запретил себе думать об этом. И лишь когда решил, что сможет поспать без кошмаров, снова зарылся в свою теплую нору.

Двумя кварталами дальше, над землей, зимородок обустраивал себе дом – гнездо из мусора и травы, веревок и ленточек, поклевывая и пощипывая стены с лихорадочной и неприятной нервозностью. На некотором расстоянии от суетящейся птицы, где-то около ста футов, по водосточной трубе кралась больная, умирающая крыса-мутант – со всей осторожностью, на которую была еще способна. Она уже не могла держать прямо голову и поэтому подолгу останавливалась на месте, как в бреду. Лапы твари ослабели и были практически бесполезны, острая жгучая боль пронзала позвоночник. Она просто не могла знать о вирусе наоли, который выполнял свою карательную миссию внутри ее тела. Она лишь чувствовала голод. Остановившись в нескольких футах от гнезда, крыса попыталась подпрыгнуть. Каким-то образом птица услышала это и растворилась в темноте. Больная крыса сделала последнюю, безнадежную попытку, прыгнув и упустив улетающую добычу, и почувствовала, что скользит по краю водосточной трубы. Она лихорадочно пыталась зацепиться когтями за камни, но не могла найти ни единой точки опоры. Крыса упала из-под купола пустого собора на безмолвную улицу.