Андрей Мартьянов: Чужие. Русский десант

Они вдвоем навалились на створку, зашуршали ролики, на которых крепилась дверь, и, едва шахта пассажирского лифта оказалась закрыта, личинка, оттолкнувшись хвостом, прыгнула вперед, а сверху, проломив наконец крышу кабины и обнаружив дыру в днище, с грохотом рухнул взрослый Чужой. Бишоп до конца надеялся, что черный хищник не успеет прорваться вниз, но просчитался. Теперь от людей его отделяла лишь непрочная дверь.

Подхватив с одной стороны тяжело дышащего Баулина, повязка которого насквозь пропиталась кровью, андроид свободной рукой вытянул из кармана рацию:

– Семцова! Открывайте, мы рядом! Держите оружие наготове, лучше всего огнеметы! Здесь нельзя стрелятъ пулями!

Вдвоем с Хоупом они потащили раненого к шлюзу, ведущему в челнок. Пятнадцать метров, десять, пять – начала отходить крышка люка. Можно рассмотреть силуэты военных. Кажется, там Казаков, один из операторов смарта и Ретт Гор. Быстрее, осталось совсем немного!

Черный Чужой раздвинул передними лапами двери лифта и рванулся к трем движущимся человеческим фигурам. За ним, отбивая коготками дробь по металлическому покрытию пола, устремилась маленькая паукообразная тварь.

Эти короткие мгновения растянулись для капитана Хоупа на часы. Все виделось будто при замедленном воспроизведении видеозаписи. Медленно, очень плавно, и одновременно стремительно как молния приближалась темная угловатая фигура, блестел в голубоватом свете ламп гладкий вытянутый череп, острый длинный хвост зверя извивался подобно хлысту…

Запомнилось, как непонятная, но могучая сила ударила в спину и, увлекая за собой вцепившегося в остатки рубашки Баулина, капитан буквально влетел на трап, сбив с ног человека в черном кителе… Потом темнота и покой.

Хоуп и Баулин скатились в коридор челнока и остались лежать неподвижно. Шипения огнеметов наверху они не слышали.

– Поехали, поехали, поехали!!!

Крик вихрем ворвавшегося в кабину Казакова раздался над самым ухом Фарелла, но пилот, остававшийся профессионалом даже сейчас, вновь пробежал глазами по приборной панели за штурвалом, оценил красоту изумрудного сияния индикаторов, оповещавших о данном компьютером челнока разрешении на расстыковку и готовности двигателей смягчить удар при прохождении светового барьера. Только после этого Фарелл потянул штурвал на себя, не забыв крикнуть в микрофон громкой связи:

– Ну, держитесь! Сейчас покатаемся! Никто не видел, как это случилось. Происходящее за пределами скорости света всегда остается тайной. Невольные пассажиры модуля – и то не все, а лишь бывшие в сознании – ощутили чудовищной силы толчок, заставивший маленький корабль несколько раз кувырнуться в пространстве, различили грохот падающего и срывающегося с креплений оборудования да вой аварийной сирены.

Маша Семцова, накрепко пристегнутая ремнями к штурманскому креслу, вдобавок видела экран с данными о присутствии на челноке живых организмов. Таковых на борту находилось четырнадцать.

Все свои. И ни одного Чужого.

– Что самое любопытное в этой истории – мы все остались живы…– отрешенно сказал Фарелл, глядя в переднее обзорное окно челнока, за которым веселыми искорками поблескивали звезды. – Все до одного, представьте!

После длительной паузы, последовавшей за словами пилота, Семцова поморщилась и хмуро ответила:

– Ну да, конечно. Из всего экипажа уцелели четырнадцать человек плюс Бишоп. Впрочем, если сравнивать с "Ностромо", Хадли или Фиориной, такое можно счесть небывалым везением.

Ретт Гор, давно растерявший всю положенную по чину холодную неприступность, небритый и уставший, проговорил сзади:

– Безусловно, счет не в нашу пользу, но, пусть это звучит парадоксально, решающий матч мы выиграли. Надеюсь, о Чужих теперь не услышат никогда. Наворотили мы дел, однако вспомнить приятно…

Семцова откровенно фыркнула и задумчиво добавила:

– А у меня появилась перспективка: проспать в анабиозе лет шестьдесят, как Эллен Рипли. Постойте, постойте.– Она наморщила лоб, вспоминая, и чуть улыбнулась: – Ну да, родилась я в двести пятидесятом, а сейчас двести семьдесят девятый. Когда проснусь, будет две тысячи триста тридцать девятый. Неплохо… Во-первых, про нас все забудут и не станут возбуждать судебное преследование. Во-вторых, мне будет девяносто лет. А вам, Сергей Владимирович, сколько? Чуть поменьше?..