Евгений Войскунский: Очень далекий Тартесс

преодолевать.

– У вас там кормчий говорит, что океан за Тартессом

мелеет и чудища всякие ползают. Откуда у греков эти

сведения?

– Тут два возможных объяснения. Первое относится к

легенде о гибели Атлантиды: когда уходит под воду большой

кусок суши, поднимаются к поверхности огромные тучи ила и

водорослей. Второе объяснение более правдоподобно.

Тартесситы, а вслед за ними и карфагеняне могли нарочно

распускать слухи о «застывшем море» и прочих ужасах, чтобы

отбить охоту у соперников плавать к Оловянным островам.

– Иначе говоря, экономическая конкуренция?

– Именно.

Впереди, над невидимыми еще, но близкими Столбами, низко стоял Гелиос. В его красноватом закатном свете не сразу заметили греки трехрядный корабль. А когда увидели – приуныли.

Поворачивать назад? Бесполезно, подумал Горгий. Не уйти от погони...

Эх, не послушался старейшину в Майнаке, не пошел в Тартесс по сухому пути. Глотал бы сейчас, трясясь на быках, пыль горных троп – да была бы при себе свобода. Трудно ее получить, а потерять – пустяк...

Он смотрел на приближающийся карфагенский корабль, на огромный резной, расписанный красками глаз на его борту. Смотрел на приближающееся рабство...

Уже видны смуглые воины в кожаных доспехах. Лохматые бородачи поигрывают пращами, скалят зубы. А впереди, на самом носу, стоит молодой воин с яростным лицом, медный шлем его горит зловещими отблесками заката, он потрясает копьем и кричит, указывая грекам на парус.

Горгий велел парус спустить.

Корабли сошлись бортами. Оцепенело смотрели греки, столпившись у мачты, как закидывали карфагенские воины крючья, зацепляясь за борт.

Попрыгали, хлынули, затопали по палубе – и все с криками, будто на базаре. Окружили, наставили копья. Запах кожи и пота смешался с неистребимым запахом коровьего навоза, что шел из опустевшего стойла.

Резкий гортанный выкрик – и все смолкло. Молодой военачальник (лицо темное, глазищи неистовые) обвел греков взглядом, сказал что-то. Горгий понял: старшего выкликает, – подобрал полы гиматия, шагнул вперед. Двое подскочили, скрутили руки сырыми ремнями. Третий цапнул за бороду кормчего, пинком отшвырнул его в тесную группу греческих матросов, а сам встал к рулевому веслу. Было и это понятно: поведут корабль в Гадир, а может, и в самый Карфаген, поделят добычу, продадут греков в рабство. Или гребцами прикуют навечно к скамьям своих кораблей.

Прощай свобода...

С карфагенского корабля неспешно перелез через борт дородный человек с выбритой до синевы головой. Был он одет не по-военному, но подпоясан дорогой перевязью с коротким мечом. Воины почтительно расступились перед ним. Он подошел к молодому военачальнику, бросил несколько слов. Тот, видно, возразил. Бритоголовый повел на него набрякшим веком, этого оказалось достаточно: молодой, сверкнув непримиримыми глазами, повиновался, отошел в сторону.

Горгий ощутил на себе жесткий оценивающий взгляд. Услышал вопрос на ломаном греческом – шел он будто из чрева карфагенянина.

– Это твой корабль?

– Нет, господин, – поспешно ответил Горгий. – Я выполняю волю своего хозяина, Крития из Фокеи.

– Критий из Фокеи, – повторил бритоголовый, еле шевеля губами. – Куда послал тебя Критий? В Тартесс?

– Да, господин. По торговому делу.

– Ты не похож на грека, фокеец. Где ты рожден матерью?

– В Колхиде, на понте Эвксинском.

Неясно было, понял бритоголовый это или нет. Он сказал что-то воинам, и те мигом расшвыряли грубые холсты и доски, прикрывавшие трюм. Трюм был набит серым песком, из него торчали горлышки полузакопанных амфор. Темнокожий воин сорвал залитую смолой затычку – ком виноградных листьев, – сунул в амфору копье. Несколько амфор вытащили воины. Тыкали копьями в песок – не спрятано ли что в нем.

– Вино и масло, – сказал Горгий бритоголовому. – Еще египетские благовония...

– Это весь твой товар? – презрительно спросил тот.

Горгий заколебался. Все равно ведь обшарят корабль, уж лучше сказать правду.

– Еще янтарь...

– Показывай.

Горгий взглянул на свои руки, прикрученные к бокам. Повинуясь жесту бритоголового, воин развязал ремни. Горгий повел важного карфагенянина в дощатую каюту. Стража двинулась было следом, но тот взмахом руки пригвоздил ее к месту.

В каюте карфагенянин уселся на скамью, по-домашнему ослабил перевязь, распустил живот. Горгий достал из тайника мешочки с янтарем. Карфагенянин долго разглядывал золотистые и зеленоватые куски. В брюхе у него урчало, взгляд уже не был жестким. Отобрал штук десять, сунул за пазуху. Корабль качнулся, он чуть не сполз со скамьи – Горгий деликатно придержал опасного гостя за круглый локоть.