C. Витицкий: Бессильные мира сего

Я полез в карман ватника и чиркнул зажигалкой. Ветер колебал синенький огонек, но я разглядел человека целиком. Он лежал навзничь, вытянувшись, бессильно положив ладони рядом с телом, и смотрел в низкий потолок прикрытыми глазами. Лицо у него было разбито, и кровь засохла черными пятнами, и черные пятна засохли на больших широких ладонях…”***/

Вадим не стал читать дальше. Он только исправил “низкий потолок” на “провисший” и перебросил сразу несколько страниц текста.

/***“20.08. Ночью грянул ураган. Вдруг погас примус, палатку рвануло, и что-то на меня навалилось. Вырвало два кола. Унесло: стол – на 10 метров, крышки от кастрюли – на 20 метров, миску – на 50 метров… Вот пришло в голову: всякий альтернативный вариант истории содержит больше социальной энтропии, нежели реально осуществившийся. Или другими словами: история развивается таким образом, чтобы социальная энтропия не возрастала. Вторая теорема Клио. (А как же Смутные времена? Чингис-ханы, Тамерланы, Атиллы? Это – микропространства истории, микрофлюктуации. И вообще, кто знает: если бы Темучина придушил в детстве дифтерит, может быть, появился бы такой его заменитель, который вообще сжег бы полмира)…”

“21.08. Опять один. Сражаюсь с коровами как лев. У всякой убегающей коровы хвост вытянут, а кончик хвоста расслаблен и болтается свободно. Кажется, что корова насмешливо делает тебе ручкой. Должен отметить, что самое страшное на свете животное – корова. (Хантер неправ: он считает, что леопард; какая ерунда!) Я был разгромлен. Противовес срывали дважды, рация не работает. Два раза мне удалось опятить бугая, но в третий раз он зашел с запада, оказавшись внезапно у меня за спиной, и стал в трех шагах. Он рыл копытом землю, уставлял рога и с сипением разевал пасть – видимо, грязно ругался…”***/

Последняя запись была недельной давности:

/***“29.08. Сижу один. К ящику прислонена дубина, рядом пирамида булыжников. На психрометре лежит рогатка с запасом зарядов. Жду врага, но враг от жары настолько ошалел, что даже и не нарывается – только чешется остервенело об триангуляционный знак третьего класса…”***/

Он взял ручку, снова поглядел на Эльбрус, вдохновляясь, и стал писать. /*** “Вот и еще неделя прошла, ***/ – писал он. – /*** Неплохая была неделька – жаркая и без дождей с градом. Хотя по утрам иней уже выпадает и мерзнет нос, высунутый из спальника. Время идет, а записывать совсем не хочется. Сидим на Харбасе, теперь – с Тимофеем. Каждый день одно и то же. Встали, поели горохового супа и – читать-перечитывать старые журналы. И, конечно же, споры обо всем, переходящие на личности. Потом вечер, разжигаем примус, запаливаем свечу и – шахматы, какао и снова споры обо всем, переходящие на личности. Тимофей – странный человек. Командор как-то сказал про него (с задумчивостью в голосе): “Интересно, сколько 'С' в слове “Сыщенко”?””***/

Странный человек Тимофей подал голос:

– Пожалуйте вам. Принимайте гостей. Давно не виделись.

Это, оказывается, Магомет пожаловал. Во всей своей дикой, грязноватой, небритой, хищной, горбоносой красе, наводящей на Тимофея Евсеевича спасительный первобытный ужас. На этот раз он, элегантно скособочившись в седле, держал в правой руке эмалированное ведро. Как тут же и выяснилось – с мясом. Точнее – с бараниной.

– Начальство посылает, – объяснил Магомет, остановивши лошадь и передавая ведро Вадиму.

Вадим принял ведро и позвал:

– Тимофей Евсеевич. Будьте так добры. Тимофей выскочил из-за кухонной палатки, схватил ведро и тотчас же с ним скрылся на своей территории – только зыркнул настороженно из-под неопрятных бровей на Магомета. Магомет, очень довольный произведенным впечатлением, блеснул двумя рядами стальных зубов и сказал ему вслед:

– Ведро верни, да?

Вадим предложил:

– Спешься. Посидим.

– Спасибо, с утра сижу, – ответил Магомет в своеобычной манере.

– Чайку попьем, – настаивал Вадим.

– Спасибо. Ехать надо. Начальство. Гостей ждешь? – спросил он вдруг.

– Гостей? Откуда здесь гости. Никого не жду.

– А командир где?

– В разведку поехал. Вечером вернется.

Тимофей Евсеевич снова обнаружился рядом, теперь уже с опустошенным ведром. Магомет принял ведро, подбросил его в руке, посмотрел направо, посмотрел налево, сказал небрежно:

– Значит, гостей не ждешь? – и, не дожидаясь ответа, тронул лошадь.

– Эй, Магомет! Когда быка от нас заберете? – спросил Вадим ему в спину.

Магомет сел вполоборота и проговорил наставительно: