Ник Перумов - Череп в небесах

(Овация. Крики: «Да здравствует Император!»)

– Мы ограничились военным положением, не став вводить куда более жёсткий режим чрезвычайного или, тем более, осадного положения. Хотя, не скрою, многие в Бундестаге очень на этом настаивали. Особо-чрезвычайный режим сохраняется только в Восьмом секторе, там, где сейчас труднее и опаснее всего.

Империя сильна, сильна вами, такими, как вы, другими офицерами, что уже находятся на передовой, защищая мирный сон наших сограждан. Мы – сильны. И потому мы не пойдём ни на какие переговоры с инсургентами. Мы предлагали – и предлагаем – прекратить бессмысленное кровопролитие, распустить незаконные вооружённые формирования, сдать оружие и добровольно покинуть пределы нашей Империи. О да, нам прекрасно известно – они не остановятся. Но, когда они окажутся за пределами наших планет, они уже не смогут отравлять сознание наших юношей и девушек, своей псевдореволюционной риторикой подталкивая их к противоправным шагам.

(Вновь аплодисменты.)

– Сильному нет нужды опираться на одни только штыки. Мы объявляем экономическую блокаду тех планет, что согласятся принять главарей бандформирований.

(Овация.)

– Само собой, мы пошлём дополнительные части в Восьмой сектор. И вы, господа, будете теми, кто поведёт в бой новые полки и дивизии!.. Но может случиться и так, что вам придётся, словно простым солдатам, взять в руки винтовку и сражаться на передовой. Мы должны быть готовыми к тому, что в сражение вновь, как и всегда в решительные моменты истории, пойдут офицерские полки! И пусть в этот час осияет нас слава наших предков, Гебхарта Леберехта фон Блюхера, победителя самого великого Наполеона Бонапарта, Отто фон Бисмарка, объединителя Германии, фельдмаршала фон Мольтке, создателя «мозга армии», Генерального штаба!..

– Чепуха, – сказал человек за столом напротив меня. Сказал по-русски, но с сильным акцентом. – Офицеров из Академии Генштаба не отправляют в бой так сразу. Они должны вернуться в части, сработаться, изучить людей, наладить взаимодействие... Боевое слаживание – слыхал о таком? Что наше Славное Величество кайзер, да поразит его запор, хотел этим сказать? Если на передовую бросают училища или сводные офицерские полки из столичных академий, не надо иметь, как говорите вы, русские, «семь пядей во лбу», чтобы понять – дело дрянь.

– Нет, – ответил я. – Напротив, это прекрасный ход. Император или сам очень умён, или у него прекрасные советники.

– Почему?

– Потому что все – или почти все, кто умеет думать и анализировать, – решат именно так, как ты. Что дело Империи швах, что дыры на фронте приходится затыкать лучшим племенным материалом, потому что иначе рухнет уже всё и вся. Обычные части ненадёжны, в маршевых ротах волнения, и так далее и тому подобное. Ведь признайся, ты так и подумал?..

– Гм... ну да, – нехотя кивнул мой собеседник. – Первый слой, открытый. Второй слой, истина.

– А там был и третий слой. Смотрите, как мы слабы. Смотрите, мы боремся из последних сил. Мы жертвуем даже офицерами Генштаба. Шлём их в бой, точно простую пехоту, иными словами – на убой. Ещё одно ваше усилие, и мы рухнем. Давайте, вводите в дело всё без остатка. Вам остался последний рывок.

– Но если ты так легко расшифровал этот третий слой – почему так уверен, что этого не сделают другие? – покачал головой человек напротив.

– Вот именно поэтому, – признался я, – я полагаю, что там есть и четвёртый слой. Понять его – и мы поймём, что на самом деле собирается предпринять Империя.

Человек напротив меня поднялся из-за стола. Он носил громадные, на пол-лица зеркальные очки, надёжно прятавшие глаза, простую солдатскую куртку без знаков различия, эмблем рода войск или какой-то отдельной дивизии. Встреча с ним стоила мне и моему отцу доброго месяца усилий – и немалого, очень немалого количества денег. Звали его Конрад, вернее, он назвался этим именем.

Да, прошло уже четыре с половиной недели, как я дома. Тридцать два дня надо мной – небо Нового Крыма. Братья и сестры о моём возвращении ничего не знают. После дела на Шестой бастионной интербригады впали в какое-то странное оцепенение. Я не знал, уцелели ли милейшая Дариана Дарк вкупе с господином Кривошеевым, однако отец, предприняв какие-то свои невнятные разыскания, посвятить в каковые меня он не счёл нужным, уверенно заявил, что «эти негодяи, несомненно, живы». Я, если честно, сомневался. Заряд в моей бомбе был изрядный. Разведчики отца пробрались в Шестую бастионную несколько дней спустя; внутри практически всё было выжжено.