В передней части часовни стоял мальчик лет пятнадцати, хорошо сложенный, сильный и мускулистый. Взлохмаченные черные волосы обрамляли задумчивое лицо. Темные умные глаза рассматривали пламя свечи, которую он зажег. Казалось, ему только что пришлось напрячь умственные и физические силы: на руках его горели свежие следы от веревки, а волосы намокли от пота. Он горячо с кем-то спорил.
– С кем ты разговариваешь?
Это спросила шестилетняя девочка. Она шла по проходу часовни, серьезно, если без благоговения, оглядываясь вокруг. Ее тонкие светлые волосы развевались подобно пушистому облаку. На ней была разорванная и грязная белая ночная рубашка. Ее гибкое тело состояло, казалось, в основном из рук и ног, коленок и локтей. Ее казавшиеся огромными особенно сейчас глаза светились отраженным светом свечей.
– Они забрали Ставроса в лазарет, – сказала она, запнувшись на длинном слове. Она появилась здесь недавно и только начинала осваивать язык академии.
Задумчивый мальчик не ответил ей, даже не удостоил взгляда. Девочка подошла к нему и встала рядом, оглядывая часовню с простодушным видом.
– Наверное, ты разговаривал с Богом, да, Дерек? – спросила она. – Ты спрашивал у Него, что случилось с нами сегодня вечером?
– Я не спрашивал у Него, «что». Я знаю, «что»! – с горечью ответил мальчик. – Я спрашивал у Него, почему!
Многие в академии пасовали перед его взглядом. Но девочка осталась спокойной.
– Так ты спрашивал у Бога, почему Он позволил нам разговаривать, не произнося ни слова? Разве не все так могут?
– Это называется «связь разумов», и не все так могут, – отрезал мальчик. – Разве ты можешь так разговаривать со своим хилым братцем?
– Наверное, нет, – согласилась девочка. – Но ведь я и не хочу.
Она смотрела на трепетные язычки пламени.
– Но иногда я догадывалась, чего хочет мой отец, раньше, чем он это говорил. Я скучаю по отцу.
Она посмотрела на мальчика с сочувствием, словно что-то только что поняла.
– Твой отец... – заговорила она, запнулась. – Прости...
– Заткнись! – яростно крикнул ей мальчик. – Убирайся! Оставь меня!
Казалось, он ударит ее.
Девочка осталась на месте. Ее большие глаза, в которых не было страха, блестели от слез.
– Я знаю, почему Бог это сделал, – сказала она, протянув руку и робко положив ладонь на руку мальчика. – Потому что мы оба одиноки.
От ее прикосновения мальчик напрягся, посмотрел на ее загорелую ручонку на своей сильной руке. Потом расслабился, словно внутри у него что-то сломалось, что-то отпустило. Он наклонил голову, пытаясь совладать с собой. Девочка убрала руку и стояла перед ним, храня почтительное молчание.
– Ты босая, – вдруг хрипло сказал он.
Девочка пожала плечами.
– Дома я никогда не носила башмаков.
– Но здесь холодно. Простудишься. Вон, дрожишь вся. Вдобавок кто-то же должен за тобой присматривать.
– Кто-то должен, – сказала девочка, осторожно беря мальчика за руку.
– Мейгри, – тихо произнес Саган, – пора.
* * *
Она сделала вдох, еще один, еще. Веки задрожали, тонкие тени от ресниц упали на щеку со шрамом. Откинувшись, Саган наблюдал за ней, собрав все терпение: он знал, что ее тело и душа воссоединятся не сразу.
– Мейгри, – окликнул он через некоторое время, встряхнув ее.
Глаза у нее открылись. Она огляделась вокруг затуманенным взглядом, увидела, где находится, удивившись, наверное, что не в часовне. Сознание вернулось к ней, и она слабо улыбнулась.
– Ты решил прийти. Я думала, что ты появишься. Вы же не могли все это бросить, не так ли, милорд?
Он поддержал ее за плечи. Она села, но слишком резко: перед глазами у нее заплясали багровые тени. Зажмурившись, она устало прислонилась к его груди.
– Вы отослали Дайена, милорд?
– Далеко отсюда. Ты можешь идти?
– Минуту...
– У нас нет ни минуты! – отрывисто напомнил Саган.
Мейгри снова улыбнулась. Командующий помог ей встать на ноги. Она постояла, дождалась, пока корпус космоплана перестанет раскачиваться. Потом они с Саганом спустились в тесное пространство небольшой кабины. Хрустальная бомба стояла на шкафчике. Тонкие лучи тянулись от компьютера к бомбе, издававшей слабое жужжание.
Командующий заглянул в бомбу и увидел звездный камень, вернее, то, что когда-то им было. Камень превратился в бесформенный комок; его восемь концов покрывали сгустки спекшейся крови. Его вид внушал отвращение, вызывал страх и напоминал о мучительной смерти. Саган тут же отвернулся.
Читать дальше