Боб Шоу - Астронавты в лохмотьях

Толлеру тоже стало не по себе: похоже, на борту дирижабля кто-то достался птерте. Много раз в кошмарных снах Толлер видел, как это случается с ним; и самым страшным была даже не смерть, а сознание своей полной обреченности и беспомощности, охватывающее человека, стоит ему угодить в радиус поражения птерты. При встрече с разбойником или диким зверем ты еще можешь оказать сопротивление, пусть и безнадежное, но если к тебе приблизились алчно подрагивающие лиловые шары, сделать уже нельзя ничего.

– Что здесь происходит? – У входа в контору возник Ворндал Сисст, начальник станции – средних лет мужичок с круглой лысеющей головой и горделивой осанкой человека, чей рост ниже среднего. На его загорелом лице с правильными чертами отражалось раздражение с примесью тревоги.

Толлер ткнул пальцем в снижающийся дирижабль.

– Какой-то идиот забрался в наше захолустье, чтобы совершить самоубийство.

– Мы послали предупреждение?

– Да, но, похоже, слишком поздно, – ответил Толлер. – Минуту назад он угодил в самую птерту.

– Кошмар! – дрогнувшим голосом произнес Сисст и прижал ко лбу тыльную сторону кисти. – Я прикажу, чтобы поднимали экраны.

– Это лишнее – облака высоко, а через открытое пространство среди бела дня шары не нападут.

– Я не собираюсь рисковать. Кто знает… – Тут Сисст сообразил, что Толлер слишком много на себя берет, и набросился на него, вымещая на подчиненном свой гнев и страх. – С каких это пор ты здесь командуешь? Ведь это как будто моя станция. Или, – ядовито предположил он, – магистр Гло тебя тайно повысил?

– Рядом с вами никого не требуется повышать, – огрызнулся Толлер, не сводя глаз с воздушного корабля, который уже опускался на берег.

У Сисста отвисла челюсть и сузились глаза: он раздумывал, к чему относилась эта характеристика – к его умственным способностям или физическим данным.

– Это дерзость, – наконец решил он. – Дерзость и нарушение субординации, и я позабочусь, чтобы кое-кто об этом узнал.

– Да не скули ты, – бросил Толлер через плечо и побежал вниз по пологому склону, туда, где собралась, чтобы помочь посадке, группа рабочих. Многочисленные якоря дирижабля пропахали полосу прибоя и вгрызлись в песок, оставляя на белой поверхности темные борозды. Люди ухватились за веревки и повисли на них, удерживая корабль при шальных порывах ветра, словно норовистое животное.

Наконец Толлер увидел капитана: перегнувшись через перила, тот руководил операцией. На корабле происходила какая-то возня, несколько членов команды боролись между собой. Похоже, какой-нибудь бедолага, оказавшийся слишком близко от птерты, свихнулся, как это иногда случалось, и теперь товарищи пытались его утихомирить.

Ухватив свисающую веревку, Толлер присоединился к буксировке воздушного корабля к ближайшей привязной стойке. Наконец киль гондолы коснулся песка, и матросы в желтых рубашках стали прыгать через борт, чтобы выполнить швартовку.

Чувствовалось, что они не в себе после встречи со смертью. Яростно ругаясь, они с неоправданной грубостью растолкали пиконщиков и начали привязывать корабль.

Понимая их состояние, Толлер снисходительно улыбнулся и протянул свою веревку летчику – человеку с покатыми плечами и землистым лицом.

– Чего ты скалишься, пожиратель навоза? – прорычал тот, попытался отобрать веревку, но Толлер отвел ее и, свернув петлей, набросил на большой палец грубияна.

– Извинись!

– Какого!.. – Летчик хотел оттолкнуть Толлера свободной рукой, но тут же передумал, обнаружив, что перед ним не совсем обычный техник-ученый. Он открыл рот, чтобы кликнуть на помощь своих, но Толлер помешал ему, затянув веревку немного туже.

– Это касается только нас с тобой, – сказал он негромко, продолжая затягивать петлю. – Ну, что ты выбираешь: извиниться или носить палец на шее?

– Ты пожалеешь, что… – Тут сустав отчетливо хрустнул, и летчик побледнел. – Я извиняюсь. Отпусти! Извиняюсь же!

– Так-то лучше, – нравоучительно произнес Толлер, освобождая пленника. – Теперь можно и помириться.

Он дружелюбно улыбнулся, ничем не выдавая своей тревоги. Опять он не удержался! Ведь можно было промолчать или ругнуться в ответ, но вспышка ярости мгновенно подчинила Толлера себе, низведя его до уровня примитивного существа, руководимого рефлексами. Он вовсе не хотел ввязываться в ссору и все же непременно изувечил бы летчика, если бы тот не извинился. Хуже того, Толлер чувствовал, что готов зайти и дальше и что этот ничтожный инцидент еще может вырасти во что-то очень опасное.