Джеймс Блэйлок: Эльфийский корабль

– Мы были очень рады увидеть тебя, – сказал Джонатан. – Я никогда еще не был так счастлив, когда увидел тебя, и Сквайра, и всех остальных. Если бы не все вы, нам пришлось бы очень плохо.

Профессор согласился с этим и добавил, что действительно так бы все и было. Затем все согласились с мнением, что Сквайр – удивительный товарищ и, конечно, “свой парень”.

– Будь я проклят, если понимаю, почему ты, Джонатан, все видел и слышал, в то время как я – ничего, – сказал Профессор. – Возможно, это каким-то образом связано с атмосферным давлением. Насыщенный парами воздух, или туман, попросту говоря, давит на уши, на пространство вокруг них и на передние доли мозга, что оказывает определенное воздействие на слух и зрение.

– Честно говоря, не знаю, – признался Джонатан. – Но звучит здорово.

– Согласно моей теории, – продолжал Профессор, – благодаря тому что я нахожусь уже в почтенном возрасте, это давление плохо воздействует на определенные процессы в организме, и поэтому каким-то образом я становлюсь невосприимчив к тому, что происходит вне меня.

– Может, ты и прав, Профессор, – сказал Джонатан. – Хотя я ничего не знаю о всех этих процессах, давлениях и тому подобных вещах. Может быть, я просто исключение из правил. Но это было совершенно точно, когда Дули вытащил из моего мешочка последнюю монету, я словно ненадолго перестал видеть и слышать, но все чувства вернулись ко мне, когда монетки опять оказались на месте. Поэтому я думаю, что на пути у магии Шелзнака встала магия эльфов.

– Опять магия, – пробормотал Профессор. – Это слишком просто. Ученый не должен ссылаться на магию, объясняя какой-нибудь феномен.

– Но ты не можешь отрицать, что магические монетки как-то действуют, – сказал Джонатан, – или что часы остановили все вокруг.

– Конечно нет, – ответил Профессор. – Но я твердо убежден в том, что если мы приподнимем заднюю крышку этих часов, то увидим там то, что на удивление будет вполне объяснимым и логичным. – С этими словами Профессор раскрыл свой перочинный ножик, словно собирался осуществить свое намерение.

– Профессор! – воскликнул Джонатан, изумленный подобным любопытством.

Тот засмеялся и спрятал нож.

– Как скажешь, Джонатан, – сказал он. – Ты капитан на этом корабле. Если это именно магия виновата во всех чудесах, пусть так.

Некоторое время он изучал часы, поворачивая их на ладони и так и сяк.

– Интересно, упоминается ли о чем-то подобном в “Лимпусе”? – сказал он наконец и скрылся в рубке, а затем появился на палубе с толстенным томом “Книг Лимпуса”, в который тут же и погрузился.

Они продолжали плыть, пока не стемнело, и бросили якорь на середине реки, на всякий случай, чтобы на них никто не мог напасть. Несмотря на то что гном сбежал, никто не исключал возможности того, что он попытается выкинуть еще какой-нибудь номер. Джонатан был совершенно уверен, что и туман, и скелеты – это все его рук дело. Но если уж с ними случится что-нибудь похуже, то у Профессора на этот случай были часы, и теперь он мог бы сделать неподвижными гнома, или его обезьяну, или других его слуг. И путешественники решили, что их сон будет более крепким, если они заночуют не ближе чем в ста футах от берега.

И они в самом деле спали крепко. Никто, в том числе и Ахав, не проснулся до десяти часов утра. Джонатан выбрался из своего спального мешка, почувствовав, как говорится, жуткий холод. На утреннем воздухе изо рта у него валил пар, как дым из трубы поезда, и тепло от его тела, удерживаемое теплым пуховым одеялом, почти тут же исчезло. Он натянул на себя две пары носков, которые мудро положил на ночь под покрывало, свитер и куртку, которые показались ему ужасающе холодными. Как только он выбрался из мешка и принялся разжигать огонь в печке, на его место приполз Ахав и зарылся под одеяла, выглядывая оттуда с вполне довольным видом.

После завтрака с горячим кофе все немножко взбодрились и ясным, холодным утром отправились в путь. Небо над головой было серым, и можно было поспорить, что оно уже готово извергнуть на землю хлопья снега.

Корка льда покрывала палубу, а сиденья перед гребным колесом были припорошены инеем. Мысль о том, чтобы садиться на эти промерзшие сиденья и крутить педали, была не слишком приятной, но выбора не было – стоял почти полный штиль, лишь с долины дул легкий ветерок, от которого уши превращались в ледышки.

Джонатан и Дули положили на свои сиденья свернутую парусину, и, хотя им пока еще было так холодно, словно они сидели в кадке с мороженой селедкой, это все же было лучше, чем садиться на замерзшее дерево. Вскоре, правда, обнаружилось, что крутить педали – это как раз то, что им нужно. Через десять минут Джонатан уже снял куртку, закатал рукава на свитере и начал переживать за Профессора, который, дрожа от холода, стоял у руля.