Глен Кук - Тьма всех ночей

Салтимбанко хмыкнул над одурачиванием тех, кто считает его дураком, но затем понял, что позволил себе слишком расслабиться. Он обнаружил свое увлечение накоплением денег. Волки ужаса завыли в глубинах его разума. Да, он был профессионалом, но не умел отгонять чувство в серьезных ситуациях. Хотя действительно скрыл его хорошо.

– Тебе нравится, когда люди насмехаются над тобой?

– Эгей! Сам-друг есмь исполнитель, разве нет? Множество смеется над толстым, это верно. Никакой радости. Но и он знает, как наслаждаться золотом, добытым таким образом из необозримых, кошелей. Толпа и Салтимбанко – на равных, потому что мы держим за дурака друг друга.

Непанта обернулась к северному окну, вглядываясь в бурю, заваривающуюся над Крачнодианскими горами. Затем она резко повернулась обратно и минуту рассматривала Салтимбанко, чувствуя слабость.

– Не поужинаешь ли ты со мной сегодня вечером? – спросила она. Затем глубоко вздохнула от безрассудства своего поступка, неуверенная, зачем она это сделала. Принцесса знала только, что ей приятна компания этого честно-жуликоватого, внешне веселого и внутренне испуганного человека. Возможно, это было чувство душевной близости.

Пока они стояли, глядя друг на друга, первые завитки бури начали мести вокруг башни. Непанта побежала закрывать окна.

Вечером Салтимбанко отобедал с этой женщиной и принял ее следующее приглашение – переждать бурю, оставшись на ночь. Они беседовали на протяжении всего последующего дня, что привело к повторному приглашению на обед, а затем и к предложению остаться на ночь. На следующий день Непанта предложила ему свое покровительство. Явно лишенный гордости Салтимбанко принял его немедленно и быстро переехал в башню – с осликом и всем имуществом. Его комнаты располагались рядом с покоями Непанты, что вызвало пересуды у прислуги. Но, несмотря на их старания, ничего предосудительного в результате этого соглашения обнаружено не было.

Любовь покинула его, Варт стал желчнее. Он решил пройти курс обучения, о которой думал уже давно. Однажды в разгар сбора урожая он посетил своего учителя-священника и договорился, что тот поможет ему продать дом. Деньги, оставленные ему Роялом, Варт закопал у реки. Затем, сложив вещи в старую сумку, он двинулся Ильказар.

Среди многочисленных городских нищих появился еще один. Этот был поярче, он учился, учился, но оставался невидимым, кто же удостоит постреленка больше чем взглядом. Со временем он похудел, стал оборваннее – и мудрее.

Он все еще оставался молчаливым. И странным. Взрослые чувствовали себя при нем неуютно, хотя не понимали почему. Возможно, причиной был его холодный взгляд или то, как изгибались вверх уголки его губ в ухмылке вампира, обнажая клыки, когда речь шла о будущем. Словом, в его взгляде было нечто такое, что заставляло взрослых отводить глаза. Он казался голодной тварью, желающей их сожрать.

Однако его странность привлекала беспризорников. Они окружали новичка таким уважением и страхом, с каким старшие относились только к главным чародеям и королю. Вскоре Варт и стал королем – королем империи нищих и воров, которые находили его владычество прибыльным. Похожий на маленького идола, он держал свой королевский двор на углу Крестьянского рынка, а приверженцы, следуя его указаниям, сказочно обогащались.

Но всех этих людей, независимо от степени восхищения предводителем, тревожило ночное времяпровождение Варта. Он часто бродил ночами в окрестностях дворца, изучая королевскую башню или Дома каких-нибудь могучих чародеев. И он никогда не пропускал сжигания ведьм, хотя его внимание было редко приковано к жертве. Его взгляд был обращен на черные капюшоны и чародеев, наблюдавших за исполнением приговора.

Что это за правосудие? В городе, возвеличенном Магией, управляемом магией – вне зависимости от Королевских указов, – политика определялась манипуляциями магов. Зачем были нужны эти сжигания ведьм? Какой силой, так пугавшей магов, обладала ведьма?

Было древнее пророчество (весь Ильказар, от короля до последнего нищего, незыблемо верил в пророчества), которое возвещало, что город и империя падут из-за ведьмы. Главные чародеи справедливо полагали, что мертвая ведьма мало что сможет сделать для осуществления пророчества. Поэтому смертная казнь полагалась любой слегка заподозренной в ведьмовстве женщине. Или – обладающей собственностью, которой хотел завладеть чародей: все имущество ведьмы переходило к тому, кто на нее донес.