Кэтрин Куртц - Адепт

– Какой потрясающий герб, – заявил он, заслонив глаза ладонью от света, чтобы получше рассмотреть рисунок. – Это ваш фамильный?

– Да, один из нескольких, – улыбнулся Адам. – Если верить Александрийским мудрецам, феникс бессмертен. Когда он достигает преклонного возраста, он сам сооружает себе костер из благовоний и сгорает в нем, чтобы снова восстать из огня юным и возрожденным к новой жизни.

– Реинкарнация, – задумчиво пробормотал Перегрин. – Вы считаете, такое возможно?

Адам бросил на него проницательный взгляд исподлобья.

– Возможно ли то, что мы рождаемся вновь и вновь в процессе исполнения предначертанной нашим душам судьбы? Не спрашивайте меня. Спросите себя самого.

Перегрин посмотрел на лицо своего собеседника, словно высеченное из камня, вздрогнул и не нашел, что сказать.

Они вышли из залы и поднялись наверх. Постепенно неловкость Перегрина прошла, и, проходя по комнатам северного крыла, он с любопытством оглядывался по сторонам. В двух смежных комнатах в дальнем конце коридора обнаружилась замечательная коллекция игрушек эдвардианской эпохи.

– Когда мои отец и дядя были маленькими, здесь находилась детская, – объяснил Адам Перегрину, склонившемуся над большим, в рост ребенка, заводным пони с тележкой. – Моя сестра говорила, что в детстве для нее было самой большой наградой, когда ее пускали сюда поиграть. А эта игрушка была ее любимой.

Заводной пони щеголял в настоящей упряжи, хвост и грива игрушки были сделаны из настоящего конского волоса. Склонив голову набок, Перегрин восхищенно дотронулся рукой до медного поручня за сиденьем повозки.

– Я не знал, что у вас есть сестра, – заметил он. Несмотря на блеск и несомненное обаяние, Адам Синклер почему-то казался ему странно одиноким, словно что-то держало его в стороне даже от друзей.

– Теодора старше меня, – ответил Адам. – Вообще-то она приходится мне сводной сестрой, хотя это ничего не меняет. Ее мать была первой женой моего отца. В комнате, соседней с вашей спальней, висит ее хороший портрет. Пойдемте, я вам его покажу.

На большом, в рост, портрете была изображена стройная темноволосая девушка со смеющимися глазами; поверх белого бального платья была накинута клетчатая шелковая шаль цветов клана.

– Портрет написан незадолго до ее совершеннолетия, – объяснил Адам. – Через год она вышла замуж за Томаса Макаллена, дипломата. Большую часть своей совместной жизни они провели на Дальнем Востоке, хотя сейчас они вернулись в Шотландию. Все трое их детей родились за границей. Мне не терпится увидеть их портрет вашей кисти.

– А где они сейчас живут? – поинтересовался Перегрин.

– В Аргайлшире, недалеко от Инверери, – ответил Адам. – Славное место, хотя, наверное, и немножко скучноватое после Востока. Впрочем, после стольких лет в чужих краях Тео, мне кажется, более чем созрела осесть на одном месте. Несколько лет назад Томас вышел на пенсию. Тео говорит, он просто наслаждается тем, что наконец-то принадлежит только самому себе и своей семье.

Благодаря дорожным анекдотам оставшаяся часть экскурсии прошла оживленно и завершилась все в той же библиотеке. Пока они ждали Хэмфри с чаем, Адам звонил куда-то по телефону, а Перегрин разгуливал вдоль книжных полок, вглядываясь в корешки. Его внимание привлек небольшой томик в сафьяновом переплете. Повинуясь неожиданному импульсу, он взял книгу с полки, повертел в руках, любуясь переплетом, перелистал и обнаружил, что это первое издание “Психологии алхимии” Карла Юнга, вышедшее в 1944 году. Надпись по-немецки на титульном листе “Филиппе Синклер” была сделана самим Юнгом.

На правое плечо Перегрина легла тень.

– Моя мать училась у Юнга, – сказал Адам. – Она у меня тоже психиатр. Вскоре после того, как они с отцом поженились, он послал ей эту книгу в подарок.

С открытой книгой в руках Перегрин повернулся лицом к хозяину.

– Так она родом из Швейцарии?

– Нет, она американка, – сказал Адам. – Однако, когда началась Вторая мировая война, она училась у Юнга в Швейцарии. Когда Штаты в сорок втором вступили в войну, моя мать записалась в армейскую медицинскую службу. Там они и познакомились с отцом – в полевом госпитале. Все остальное, как говорится, уже история.

Перегрин закрыл книгу и осторожно поставил на место.

– Насколько я понял, она еще жива?

– О, еще как, – рассмеялся Адам. – В настоящее время она в Америке, руководит клиникой в Нью-Гемпшире. Пока отец был жив, это было постоянной причиной для ссор: он считал, что мать как владелица поместья должна постоянно находиться здесь. Однако после его смерти большую часть времени она проводит там. Моя мать утверждает, что работа помогает ей сохранить молодость.