Резник Юлия - Ты-мои крылья

Артур улыбнулся, перехватил ненадолго ее ладошку, провел подушечкой пальца по длинным ухоженным ногтям. Как она такими то в земле копается? Не боится сломать? Кто бы мог подумать, что у этой блестящей во всех отношениях женщины такое приземленное хобби?

— А ты? Местный?

— Столичный. Родился, учился — все здесь.

— Женился… — зачем-то брякнула Стелла.

— Нет. Из глубинки привез, где служил.

Стелла выдохнула, обрадовавшись тому, что он не воспринял ее интерес в штыки, но все же решила пока не углубляться в эту болезненную тему, и вместо этого спросила:

— Расскажи о том времени. О службе, и вообще…

— Да, не о чем особо рассказывать. Романтиком я был, наверное. Думал Родину защищать. Дурак.

— А почему разуверился?

— Почему? Да потому, что любая война — это грязь. А я идеализировал все. Говорю же — дурак.

— Наверное, я понимаю, о чем ты. Степан мне не много рассказывал, но общая картинка стала ясна. Самое обидное, что война ломает людей. Прокручивает через жернова своей извращенной правды… Но… У тебя ведь все хорошо? Теперь?

— Теперь хорошо. Да. — Артур покосился на Стеллу и неожиданно для себя заговорил. — Ты спрашивала, откуда у меня ожоги.

— Было дело.

— Мой самолет подбили, и он загорелся. Катапультироваться удалось не сразу, можно сказать — в последний момент. Там и горел. Доказательств у меня нет, но я знаю, что били свои же.

— Почему ты пришел к таким выводам?

— А им нужен был медиаповод. Информационная картинка, чтобы оправдать очередной виток противостояния. Вот так-то… Свои же. Свои.

Артур давно об этом не вспоминал. Но события тех дней, наверное, навсегда въелись в подкорку. Он помнил жгучую боль, свист ветра, запах гари. Помнил пыль на зубах и соленый металлический вкус крови во рту. Помнил, как пробирался к своим по пустыне, волоча поврежденную ногу. Как пил воду из мутных луж, как сводило кишки от голода… И ярость, дикую ярость помнил. Копестиренский тогда здорово вломил командующему. Поправился немного, и вломил. Чуть под трибунал не пошел, но вступились. Отец парня, которому давным-давно, еще в учебке, Артур спас жизнь. Того девушка бросила — дура, а он в петлю полез, из которой Копестиренский его и достал. В общем, не надеялся он, что отмажут. Так Ларке и сказал — посадят. А она такой стон подняла. Кошмар! Артур тогда не брался анализировать ее поведение, и ничего не поменялось даже, когда все замяли. Все его мысли вертелись вокруг предательства командования. Вся его горечь, все непонимание… и понимание тоже. И только когда Ларка погибла, почему-то вспомнилось, как она тогда себя повела. Глупо и эгоистично. Типичное женское поведение — напасть, закатить истерику в самый неподходящий момент, когда ты болен и слаб. Когда тебе совсем плохо. Чтобы добить, вывести из себя. Чтобы, еще ничего не зная толком, придумать все самой и впасть в истерику от забродившего в голове дерьма. Она бросалась на него, едва ли не с кулаками, орала, что из-за своей принципиальности он их с дочкой на произвол судьбы оставил, и голосила некрасиво, размазывая по лицу остатки макияжа.

— А ты… пришлось смолчать, да?

— Да, как сказать… Начистил морду тому, кто приказ отдал. Но я-то понимал, что это была далеко не его инициатива.

— Ну, и правильно, что начистил! Уважаю. Была бы рядом, так постояла бы на шухере. А может, и сама бы поддала. Я вообще — жуть какая инициативная!

Артур рассмеялся. Громко, раскатисто, так, что даже пришлось притормозить — смех отвлекал от дороги. Повернулся к Стелле и, не дожидаясь проявлений ее инициативности, бесцеремонно сгреб ту в объятья, крепко поцеловав. Не страстно, нет. Как боевого товарища поцеловал. Почему-то он нисколько не сомневался в Стелле. Был уверен, что она бы действительно постояла на стреме, кинулась бы в драку, если бы это понадобилось, подавала бы патроны… да все, что угодно. Черт… он все больше в ней увязал.

— А знаешь, что?

— Что?

— У тебя когда отпуск?

— В мае, а что? — снова «чтокнул» Артур и улыбнулся.

— А то… Давай рванем снова во Францию…

— Летом Париж — не такое уж райское место, — скривился Артур, вновь выезжая на дорогу.

— А почему сразу Париж? Париж — это не Франция. Точнее… Далеко не вся Франция. А самое интересное начинается чуть поодаль. Как раз думала об этом, дожидаясь тебя. Только представь… Амбуаз, Страсбург, Анси, Кольмар! А потом и в Диснейленд. Как думаешь, Карине понравится?

— Карине? Ты… хм… не против, если она поедет с нами?