Юлия Александрова - Собачий вальс (рассказы)

— Чай, я думаю, уже заварился, — Ольга Александровна пододвинула чашку с блюдцем ближе к середине стола, чтобы дочери не пришлось за ней тянуться, и тем самым дала понять, что дискуссия окончена. — Я больше слышать ничего не хочу об оценщиках и Лёшкиных точках.

Дочь побурчала немного, но в глаза матери посмотреть не решилась. У Натальи Николаевны был взрывной характер: она загоралась с треском и искрами, вспыхивая как бенгальский огонь, и столь же быстро затухала, а ровный взгляд Ольги Александровны как нельзя лучше остужал её пыл. Высокомерная уверенность матери угнетала Наталью Николаевну, заставляя нервничать и злиться: поэтому во время любого конфликта она быстро ретировалась, чтобы набраться смелости для следующего броска.

Завтракали и пили чай в полном молчании. Как только чашки опустели, Наталья Николаевна проворно вскочила на ноги, тут же задохнулась от столь резвой не по годам выходки, но принялась демонстративно мыть посуду, повернувшись к матери обиженной спиной.

Ольга Александровна не обратила внимания на обиды дочери. Она поднялась с места, даже не притронувшись к грязной посуде на столе, как будто домашние хлопоты её не касались, и величаво проследовала к себе в комнату.

— Наташенька, как вымоешь посуду, поставь мне пластинку. Я у себя подожду, — обронила она в дверях кухни и не стала задерживаться, чтобы не слышать привычного ворчания дочери на свою ежедневную просьбу.

Ольга Александровна любила слушать музыку. Она могла часами сидеть в кресле, прикрыв от удовольствия глаза и подпевая одними губами. Вопреки ожиданиям стороннего наблюдателя инструментальную классическую музыку Ольга Александровна не жаловала, находя скучной. Она предпочитала романсы, песни и некоторые оперные арии, при условии, что последние исполнялись отдельно, — слушать всю оперу от начала до конца казалось для неё мучением. Ей нравились небольшие музыкальные произведения без излишних отступлений, которые можно было напевать и в которых она не успевала запутаться.

Как большинство барышень в дореволюционной России, её с юного возраста учили играть на фортепиано. В имении стоял большой салонный рояль с очень недурным звуком, и Катерина Ивановна, мать Ольги Александровны, имела обыкновение музицировать по утрам. Оленьку посадили за инструмент лет в пять, пригласив к ней в наставницы сухощавую немку из обрусевших, которая стягивала губы в одну тонкую длинную линию, как только девочка касалась пальцами клавиш. У Оленьки обнаружился превосходный слух, а позже — и голос с диапазоном в четыре октавы, сильный и глубокий. Девочка не отличалась усердием в исполнении этюдов и гамм, прятала ноты по укромным уголкам дома и старалась опоздать на урок, за что её регулярно лишали сладкого. Но петь она любила.

В училище имени ордена Святой Екатерины, куда в десятилетнем возрасте определили Ольгу Александровну, на вокальные способности девочки обратила внимание классная дама, а затем и директриса. Оленька с восторженным энтузиазмом начала разучивать романсы и оперные партии под аккомпанемент одной из пепиньерок [9] Пепиньерка — девушка, окончившая закрытое учебное заведение и оставленная при нём для педагогической практики, чтобы стать наставницей. , в результате чего вскоре стала гвоздём программы музыкальных вечеров и благотворительных концертов. Ей больше не приходилось упражняться в этюдах для беглости пальцев, теперь она могла только петь, что и делала с наслаждением. Она прекомично исполняла низким детским контральто «Вдоль по Питерской», переваливаясь с боку на бок под смех и аплодисменты публики, и заливалась ажурными трелями почти колоратурного сопрано в «Соловье» Алябьева. Сановные гости из Петербурга и высокие московские чиновники, значившиеся в попечителях училища, с удовольствием слушали Оленькино пение, и на некоторое время выражение скуки сползало с их холёных благородных лиц. Во время визита государя в шестнадцатом году Оленька Томилина исполнила ариетту Татьяны «Пускай погибну я, но прежде…» из любимой оперы венценосной четы. Императрица Александра Фёдоровна была столь растрогана, что подозвала девочку к себе, самолично ей улыбнулась и погладила по голове. Оленька сделала неловкий книксен, пошатнулась от волнения и в голос расплакалась.

В пятнадцать лет, когда певческий дар юной институтки раскрылся с небывалой силой, она начала подумывать о том, чтобы сбежать из дома и присоединиться к бродячему театру, а после с триумфом вернуться в родное имение знаменитой оперной дивой, усыпанной лаврами и обожанием поклонников. Мечтам юной Ольги Александровны не суждено было сбыться — революция спутала все карты, и о пении пришлось на время забыть. Училище было упразднено и передано в ведение Комиссариата народного просвещения. Институтки разъехались кто куда, а Ольгу Александровну привезли в Иваново-Вознесенск, где она ютилась в тесной комнатёнке первого этажа, боясь лишний раз рта раскрыть.