Сергей Минутин: Скульптор и Скульптура

Смена декораций

Бросил и попал. Инициатива его была замечена. И хоть тот, кто устраивал жизнь в саду и развешивал белое полотно между деревьев, очень любил и его и её, но инициатива наказуема благостью исполнения. Они сами выбрали свои сюжеты…

Они сидели на голых камнях, голодные и совершенно продрогшие под струями не прекращающегося холодного дождя. Они думали об одном и том же: «Как же так может быть. Только что пели птицы, зеленела трава, было тепло, сытно и светло. И вдруг холод, тьма и голод. Как же так может быть?». Но ничего не менялось от их мыслей, и они мирились с тем, что им досталось.

Они смиренно приняли свои новые условия жизни. Но из этой смиренности стали произрастать самые разнообразные пороки, направленные на унижение друг друга. Их всё больше и больше охватывала ненависть друг к другу, а из неё произрастали корысть и обида, власть сильного над слабым, и хитрость слабого над сильным. Могущество любой ценой одного над другим становилось целью их жизни. Бывало время, когда они ругались друг с другом не переставая до тех пор, пока землю не накрывала тьма. С наступлением тьмы им становилось страшно, и они переходили на шёпот.

Она, продолжая бранить его, бесконечно повторяла: «В том саду, где мы с тобой встретились, ты сделал что–то не так, иначе мы бы не оказались в этом тёмном и холодном мире».

Он прижимал её к себе, прощая ей в темноте всю её сварливость, и немногословно отвечал: «Цепи созидания и цепи разрушения».

Она же, слов таких не зная, очень хотела обратно в сад. В тепло, в радость, в наготу и любовь. Вроде бы, когда они прижимались друг к другу, всё это возвращалось вновь, но в каком–то неестественном, суррогатном виде, как необходимость, вызванная темнотой, тревогой и холодом.

Когда он засыпал, она подолгу смотрела на него. Она пыталась понять, за что и почему она оказалась здесь вместе с ним. Она была чувствительна и наблюдательна. Она видела, как меняется его лицо во время сна. Оно становилось таким, каким она и хотела его видеть. Героическим, мужественным, словно вырубленным из камня. Его лицо становилось похожим на окружающие их скалы. Ей становилось страшно, впервые по–настоящему страшно. С его лица исчезали улыбка, покой, нежность. Их вытесняли другие чувства.

Во сне он вновь произносил непонятные для неё слова: «Цепи созидания. Цепи разрушения». Смысл слов она не понимала, но она смутно уловила гармонию этих слов с тем, что их окружало, с тёмными стенами скал, с твёрдыми и холодными камнями, кем–то разбросанными всюду, с давящей темнотой и мёртвой водой.

Она смотрела на него и думала: «Неужели это то, что он так искал. Но она — то тут при чём?». Вдруг она расхохоталась среди ночи от непонятно откуда возникшей мысли: «Ты тут ни при чём, ты тут при нём. Вспомни, белое полотно от одного вида картин, изображённых на нём, все разлетались и разбегались прочь, а ты что сказала? — Ты герой. Теперь ты будешь жить с героем в героических временах».

От её хохота встрепенулась ото сна вся немногочисленная живность, дремавшая поблизости. Это были серые мыши с крыльями птиц, маленькие бабочки, похожие на грязь, с серыми крыльями. Зашипела и скрылась в камнях уродливая змейка. Она узнала в них лики его рисунков.

Её хохот эхом возвратился обратно, и она услышала: «Ты ещё ему под руку всё время говорила… Ты ни при чём… Ты при нём…».

Сергей проснулся с каким — то странным чувством. Ночью он слышал чей–то хохот. Ему снилось белое полотно и то, как его сорвал ветер и унёс куда–то вдаль.

Странность чувства заключалась в том, что он впервые отчётливо увидел то, чем полотно крепилось к деревьям. Это были цепи.

Очнувшись ото сна, он ощутил страшную тоску. Он почувствовал, что своими собственными руками порвал цепи созидания. Он вдруг понял, для чего в саду было развешано белое полотнище. Он должен был продолжать созидание. Вкладывать в созидание и своё творчество. А что сделал он. Он начал разрушать не им созданное. Он поменял цепи созидания на цепи разрушения, ставшие для него оковами. Белое полотно и цепи — это единственное из того, что было предназначено только ему в том саду.

Цепи остались, полотно унесло ветром. В голове пронеслась мысль: «Мне теперь нечего терять, кроме своих цепей, как нечего и обретать».

Он посмотрел на неё и завершил мысль вслух: «Да и ей, похоже, тоже».

Она встрепенулась, поднялась, и решив, что он достаточно добр и готов к разговору, стала приставать к нему: «Поговори со мной, а не то я выйду из терпения». Он посмотрел на неё долгим и тяжёлым взглядом. Затем поднял с земли белый камень и подошёл к чёрной глади скалы. Она благоразумно притихла. Камень в руке, это не пригоршня цветных ягод в ладони, попробуй вставь своё слово «под руку». Она помалкивала. Он, не оборачиваясь, всматривался в черноту скалы.