Когда шефиня уехала, пожелав всем лёгкого пара, секретарша Раечка затараторила:
– Я сразу догадалась, когда Ольга Алексеевна рассказала про смайлик из бутерброда, ясное дело. Обедает-то она всегда в ресторане, ну а завтрак, скромный такой, приносит с собой – ей дедушка с собой заворачивает. Всё, как она говорит: сыр, яйцо пополам, ветчина с зеленью, маслина… И, правда, на рожицу похоже.
– Что же ты молчала, Раечка? Ах, как неловко вышло.
Бросились выяснять, какой умник выдал про грязный пол, притон и свальный грех – но все дружно отреклись.
Поля – богатый человек.
Поля служит почтальонкой или, как по-старинному величают её деревенские старушки, письмоносицей. Её участок – пригород и две близлежащие деревеньки. Деревни эти причислены к городу, но никак с ним окончательно не сомкнутся, не сольются.
Прямо за высотками нового микрорайона, за кольцевой открывается поле. Летом там мягко гнутся-ходят травяные волны, зимой – с сухим звонким шорохом пересыпаются снежные барханы. Человек упрямо протаптывает тропку: в траве, в размокшей грязи, в снегу, утыкивая её вёшками.
Здесь всегда хозяйничает-посвистывает ровный тугой ветер. Зимой он бодрит, веселит, пощипывает выглядывающую из пухового платочка наливную румяную шанежку Полиного лица. С него никогда не сходит спрыснутая апрельским солнцем, червонная, золотистая девчоночья пыльца веснушек. Отправляясь на работу, она так и говорит: «Пойду конопухи свои солнышком покормлю».
Летний ветерок заигрывает, облепляет и треплет на загорелой Поле сарафан, как флажок. Весенний, прилетевший из-за тридевяти южных земель – заставляет вдруг запрокинуть голову, зажмуриться, в истоме раскрыть навстречу губы.
Вечером муж Дима встретит с деланным подозрением: «Губы опять заветренные! Признавайся, Полька, с кем целовалась? Опять шуры-муры со своим ветром? Сейчас проверим, колдунья моя зеленоглазая!» Ему лишь бы повод жену потискать, поцеловать.
Нет, всё-таки Поля очень богатый человек. Вот что видят люди в своих конторах-офисах? Сонные, притащатся в утренних сумерках, усталые, расползутся в сумерках вечерних… И не заметят, что день-то, роскошный щедрый денёк, – снова невозвратно прокатился колобком. Летний спелый, земляничный, весенний нежный, лиловый, зимний крепкий, хрустальный, осенний тихий, слезливый – ещё один день отзвенел, отшумел, навсегда пролетел мимо. А ведь не так много их, дней, отпущено. Жизнь зовёт, стучит в окно, колышет шторы, шевелит жалюзи: ау, люди! Не слышат.
А Поля натянет синюю форменную куртку или жилет с золотыми буквами «Почта России», сунет ноги в босоножки или резиновые сапоги, или в валенки – по погоде, перекинет сумку через плечо… Здравствуйте, ветер, солнце, тяжёлые травы, алмазные снега – вся Божья благодать её!
Ну, скажите: разве Поля не богаче всех?
…Шумно, смеясь над собственной неловкостью, наполнив салон сладким, душным запахом «Красной Москвы», ввалились у швейно-трикотажной фабрики две тётеньки. Не женщины, а именно тётеньки, по мысленному определению Димы. Обе с глянцевой «химией», головы увенчаны взъерошенными мохеровыми блинчиками. На обеих – лопающиеся по швам пальтишки, коротусенькие, открывающие бугристые колени. Толстые икры плотно вогнаны, вбиты в сапоги – разрезают они их, что ли, когда разуваются?
Крупная пассажирка, фыркая от разбиравшего её смеха, продолжала рассказывать подруге начатый на улице рассказ:
– Ты же знаешь, я часто в областной центр ездию… И говорила, говорила своему: «Встреть, Вась, ужас как боюсь идти вечером одна через «железку». Слухи нехорошие про неё ходят, а ну, не приведи бог, маньяк?!» Вылазию с поезда – нету моего паразита. Торчать до утра на вокзале неохота, перекрестилась, побежала. Бегу, слышу, снег сзади хрустит. Оглядываюсь: здоровый мужик в телогрейке за мной чешет. Я – шибче, он за мной, я – того шибче, и он не отстаёт.
А воздуху у меня уже в груди нету, где мне соревноваться в догонялки. Остановилась, жду. Знаю, что с маньяками нужно беседовать тихо, вразумительно. «Слушай, мужик, грю, давай по-хорошему. Так и так, грю, у меня дети в начальную школу ходят, не бери грех на душу. Если так припёрло, получи своё мужицкое удовольствие, но не потроши ножиком после. Я в милицию заявление не понесу, вот те крест. Только, грю, ты быстрее управляйся. Да подстели, ради бога, телогрейку. А то на снегу обморожусь, после по гинекологам замучаюсь ходить – тоже не дело».
Читать дальше